Троецарствие, Том 1 (главы с 1 по 10)

Annotation

Роман «Троецарствие», написанный в XIV веке, создан на основе
летописи и народных сказаний, повествующих о событиях III века, когда
Китай распался на три царства, которые вели между собой непрерывные
войны. Главные герои романа – богатыри, борцы за справедливость, – до
сих пор популярны и любимы не только в Китае, но и в других странах
Дальнего Востока.
Стихи в обработке И. Миримского.

Ло Гуань-чжун
Троецарствие
(том 1)
Волны Великой реки бегут и бегут на восток,
Славных героев дела уносит их вечный поток;
С ними и зло, и добро – ничто не вернется назад.
Только, как прежде, во тьме, тысячи тысяч веков,
Сверстники солнца и звезд, безмолвные горы стоят.
На островке – дровосек и седовласый рыбак.
Что им осенний туман, весеннего вечера мрак!
Снова за жбаном вина встретились мирно они,
Пьют молодое вино, и в разговоре простом
Весело им вспоминать волной унесенные дни.

Л.Н. Гумилев
Троецарствие в Китае
 
Опубликовано в Докладах Отделений и комиссий Географического
общества СССР, вып. 5, 1968

Исследуя историю центральноазиатских кочевников, мы сталкиваемся с
фактом, объяснить который невозможно, если не привлечь посторонние,
казалось бы, сведения из истории соседних народов. С 200 г. до н.э. по 150
г. н.э. Ханьская династия Китая вела крайне активную внешнюю политику,
закончившуюся разгромом державы Хунну. И сразу после этого Китай
ослабел настолько, что в IV в. исконные китайские земли в бассейне
Хуанхэ попали в руки кочевников. Хунны, сяньбийцы, кяны (кочевые
тибетцы), даже цзылу (помесь различных племен) побеждали
организованные китайские войска с невероятной легкостью. Вместе с тем
никакого подъема в среде кочевников в это время не наблюдается,
Наоборот, степи опустели вследствие засухи, достигшей кульминации в III
в. н.э., и хозяйство кочевников находилось в упадке. Очевидно, причина
победы кочевников лежит в самом Китае, и с этой точки зрения для
историка-номадиста представляет особый интерес эпоха падения
династии Хань и Троецарствия. Однако удовлетворить этот интерес
нелегко, потому что имеющиеся пособия дают либо слишком краткий
обзор событий, либо бесчисленное множество мелких фактов, которые
очень трудно свести в стройную систему.Для наших целей непригодно ни
то, ни другое. Нам нужно уловить вектор движения и описать механизм
преображения грандиозной империи в бессильную деспотию. Общие
фразы о кризисе феодализма не дают никакого представления о ходе
событий и причинах победы фамилии Сыма, вскоре погубившей Китай.
События совершаются людьми, и с этой точки зрения люди интересны
историку. Столь же сложно разобраться в лабиринте частных
исследований, разбивающих монолитную эпоху на детали, вследствие
чего из-за деревьев и кустов не видно леса. Для того чтобы ответить на
поставленный вопрос, мы приняли методику обобщения частностей,
чтобы таким путем уловить закономерности, приведшие Китай от величия
к уничтожению. В этом плане создана только одна работа – так
называемый «роман» Ло Гуань-Чжуна «Троецарствие», написанный в XIV
в. Определение этого произведения как романа условно и неточно. В
средневековом Китае исторические хроники писались по определенному
канону, а все, что не удовлетворяло требованиям официальной науки,
выносилось за их пределы. Ло Гуань-Чжун написал книгу для широкого
читателя и, естественно, пренебрег требованиями наукообразия. Он ввел
в текст диалоги и психологические мотивировки поступков исторических
персон, но, с нашей точки зрения, это не снижает, а повышает ценность
исторической реконструкции. Однако мы следуем за Ло Гуань-Чжуном
только в направлении мысли, а не в оценках и выводах, и предлагаем
несколько иную концепцию, основанную на научном видении XX в.,
которое отличается от понимания автора XIV в. Будучи ограничены
размерами статьи, мы опускаем огромный библиографический аппарат и,
опираясь на общеизвестные факты, взятые под принятым нами углом
зрения, отсылаем интересующегося читателя к работам, которые
содержат изложение фактов, нами только объясняемых или упоминаемых.
Евнухи. Хотя династия Хань перенесла немало потрясений, но до конца II
в. она была крепка и стабильна. Ло Гуань-Чжун считает, что виновниками
упадка были, «пожалуй… императоры Хуан-ди и Лин-ди», но не
объясняет, почему и из-за чего они оказались в этой роли. Следовательно,
нужно искать эти причины.
Система Ханьской монархии состояла из трех элементов: центральное
правительство, гражданская провинциальная администрация и
постоянная армия. По отношению к этим элементам, составлявшим
правящий класс, все прочие группы китайского населения были в
положении подчиненном и политических прав не имели, но они пополняли
господствующую клику, выделяя из своей среды «у» – физически сильных
и тренированных людей – для армии и полиции, и «вэнь» – людей,
склонных к умственным занятиям, – для пополнения администрации.
Последние все были конфуцианцами, что определяло направление
ханьской политики и их собственное положение. Необходимость в
чудовищно обширном образовании повела к появлению интеллигенции,
тесно связанной с династией, которая эту интеллигенцию кормила.
Этой жесткой системе подчинялась огромная страна с разноплеменным
населением и стойкими сепаратистскими тенденциями. Твердая власть
обеспечивала подданным империи сравнительную безопасность от
внешних врагов и относительный порядок внутри страны, а разобщенная
кочевая степь не была страшна. Свойственная китайцам терпимость
позволяла даосским мудрецам обретаться в провинции, тогда как
конфуцианцы процветали при дворе. Все выглядело довольно
благополучно, но новая опасность отравила здоровый, хотя и
потрепанный уже организм.
Устойчивость правительства вполне зависела от лояльности чиновников,
но последние были преданы своей стране, а не капризам правителя.
Конфуцианцы руководствовались принципами этики, воспринятыми с
детства, и ради них могли иной раз пожертвовать карьерой и деньгами.
Поэтому они иногда высказывали и проводили мнения, шедшие вразрез с
желаниями императора. Например, конфуцианцы резко выступили против
проповеди буддизма, несмотря на то, что император Хуан-ди обратился в
эту веру. Осуждали они и безумную расточительность императора Лин-ди,
возводившего роскошные дворцы и пагоды. Короче говоря, правительство
нуждалось не только в толковых, но и в покорных чиновниках. Оно их
нашло, и они его погубили.
Практика использования евнухов для работы в канцеляриях была в Китае
не нова, но во II в. н.э. она превратилась в систему. Евнухи из низших
слоев населения заняли ведущие должности, сосредоточили в своих руках
действительную власть и образовали своего рода касту. Их не стесняли
никакие традиции. Они выполняли любую волю деспота и при этом
составляли путем взяточничества огромные состояния, вызывая
ненависть народа. Однако евнухам, державшим в руках правительство,
подчинялась армия, и это давало им преимущество в борьбе, которая не
могла не начаться.
Первыми выступили против евнухов ученые-царедворцы, т.е.
конфуцианцы. В 167 г. полководец Доу У и тай-фу Чэнь-фань пытались
составить заговор, но не сумели сохранить тайну и погибли сами. В 178 г.
советник Цай Юн представил императору доклад с обличениями евнухов и
был сослан в деревню. В восьмидесятых годах тай-фу Лю Тао повторил
попытку Цай Юна и был казнен. Конфуцианская оппозиция, по своей
природе ограниченная легальными формами протеста, оказалась
несостоятельной перед внутренним врагом.
«Желтые повязки». Придворные евнухи переоценили свои возможности.
Преследуя ученых и прижимая крестьян, они заставили тех и других
блокироваться, иначе говоря, сами спровоцировали движение и дали ему
вождей. В 184 г. некий Чжан Цзяо объявил себя «Желтым небом», т.е.
«Небом справедливости», в противоположность «Синему небу» насилия,
и началось восстание «желтых повязок». Сам Чжан Цзяо был человек,
«которому бедность не позволила получить ученую степень». В основу
нового учения легла философия Лао-цзы, но на народ большее
впечатление производили наговорная вода, которой Чжан Цзяо лечил
больных, и приписываемая ему способность вызывать дождь и ветер. К
пророку стали стекаться последователи, более 500 его учеников ходили по
стране, проповедуя «Великое Спокойствие» и вербуя приверженцев,
число которых росло день ото дня. Они объединялись в дружины с
полководцами во главе, дабы перед ожидаемым концом мира установить
истинную веру. За полгода силы повстанцев выросли до 500.000 бойцов,
причем в числе восставших оказались военнопоселенцы в Аннаме и
хунны. Правительство потеряло контроль над страной. Ханьские
чиновники прятались за городскими стенами.
Движение «желтых повязок» не было только крестьянским бунтом или
политическим восстанием. Оно ознаменовалось также мощным
идеологическим сдвигом: философская система Лао-цзы претворилась в
религию – даосизм, вобравший остатки древнекитайского политеизма –
почитания шэнов, языческих божеств. Этим даосизм сразу завоевал
симпатии широких слоев крестьянства, и, таким образом, крестьянское
восстание слилось с проповедью национальной религии, возникшей как
противодействие чужеземному буддизму, нашедшему приют при дворе.
Понятно, почему именно учение Лао-цзы, а не конфуцианство было
использовано в борьбе против ханьского режима. Сам этот режим был
делом рук конфуцианцев, и они могли возмущаться лишь бездарным
применением принципа, но не самим принципом. Истинные конфуцианцы
– всегда немного ретрограды, так как они воспитаны на истории и
уважении к предкам. Кроме того, конфуцианцы, получая образование,
отрывались от безграмотного народа, поэтому они выступали в защиту
династии против правящих вельмож то как заговорщики, то как
руководители легитимистов, нигде не смыкаясь с народными массами.
Даже перед лицом смертельной опасности, исходившей от евнухов,
конфуцианцы оказались не в состоянии возглавить сопротивление; это
сделали мистики-даосы, вбиравшие в себя творческие и беспокойные
элементы из крестьянской массы, ибо для мистика не нужно учиться
наукам, а нужны горячее сердце и пылкая фантазия, а когда к этому
добавились социальная ненависть, обида за века притеснений и
несправедливостей, отвращение к чужеземным фаворитам, то
гражданская война стала свершившимся фактом.
Политической организацией даосов была теократия. В северной Сычуани
создалось, параллельно с восстанием «желтых повязок»,
самостоятельное даосское государство с династией учителей-
проповедников даосизма; Чжан Лин проповедовал даосизм идейно, и
«народ любил его». Чжан Хэн брал за уроки плату рисом, а Чжан Лу
объявил себя правителем области и создал школу пропагандистов
даосизма, называвшихся гуй-цзу – «слуги дьявола». От последователей
даосизма требовались вера в своего господина и правдивость. Было
введено публичное покаяние. В целях пропаганды устраивались
странноприимные дома с бесплатным кровом и пищей. Наконец среди
даосов были отшельники и ученые, жившие в горах и занимавшиеся
изучением врачевания, магии и поэзии. Это была даосская интеллигенция,
по своему развитию не уступавшая конфуцианской и несколько позже
сыгравшая решающую роль в гражданской войне.
Однако несмотря на то, что страна выступила против династии, перевес
сил был все-таки на стороне центральной власти, так как армия осталась
на своем посту. С регулярными войсками – латными конниками и
арбалетчиками восставшие крестьяне тягаться не могли. Но, с другой
стороны, войска, побеждая в битвах, не могли справиться с мелкими
отрядами повстанцев, применявших тактику партизанской войны. Для
борьбы с повстанцами требовались не карательные экспедиции, а
планомерная война во всех провинциях сразу. Поэтому Лин-ди был
вынужден дать губернаторам провинций чрезвычайные полномочия и
разрешить набор добровольцев. Это разрешение и объединение военной
и гражданской власти в одних руках сразу сделало каждого губернатора
хозяином своей провинции. Вместо того чтобы биться с повстанцами,
наместники сделали все от них зависящее, чтобы укрепиться на своих
местах. Опору они нашли в крупных землевладельцах, богатых, но
лишенных участия в политической жизни. На политическую арену вышли
фамилии Юаней, Суней, Сяхоу и встали в один ряд со служилой знатью
вроде Ма Тэна, Гунсунь Цзаня, Хэ Цзиня и с принцами крови из рода Лю.
Даосское восстание захлебнулось в крови и окончательно заглохло к 205
году.
Солдаты. Летом 189 г., еще в разгаре усмирения «желтых повязок»,
скончался император Лин-ди. Он оставил двух малолетних сыновей –
Бяня и Се. Сразу началась борьба: за Бяня стоял его дядя, полководец Хэ
Цзинь, опиравшийся на свои войска, а Се поддерживала императрица-
мать и евнухи. Сначала победил Хэ Цзинь. Императрица-мать была
выслана и отравлена, но Хэ Цзинь не успел расправиться с евнухами. Они
опередили его: заманили во дворец и убили. Тогда прорвалась ненависть
армии к чиновничеству. Находящиеся в Лояне войска взяли приступом
дворец и перебили всех евнухов, т.е. все правительство. На другой день в
столицу явились регулярные войска из Шэньси, и полководец Дун Чжо
захватил власть. Чтобы упрочить свое положение, Дун Чжо сместил с
трона Бяня и заточил его; вскоре несчастный мальчик был убит, а на
престол возведен Се под именем Сянь-ди. Таким образом, господство
дворцовой клики сменилось военной диктатурой и конфуцианцы-
легитимисты опять оказались в положении гонимых. Попытка полководца
Дин Юаня восстановить порядок кончилась тем, что Дин Юань был убит
одним из офицеров Люй Бу. В бесчинстве и разнузданности солдаты
превзошли евнухов. Например, однажды Дун Чжо повел свое войско на
поселян, справляющих праздник. Солдаты окружили ни в чем не повинных
людей, перебили мужчин, а женщин и имущество поделили между собой.
Населению столицы было объявлено, что одержана победа над
разбойниками, но это никого не обмануло.
Если управление евнухов породило в стране недовольство, то солдатский
произвол вызвал взрыв возмущения. На борьбу с Дун Чжо и армией
поднялись крупные землевладельцы и провинциальная знать. Этот класс
населения успел сформироваться в политическую силу при подавлении
восстания «желтых повязок». Теперь он начал борьбу с правительством
под лозунгом защиты императора и восстановления порядка. Но лозунг не
отражал сущности дела: земщина боролась против разнузданной
солдатчины за свои головы, земли и богатства. Во главе восстания встал
Цао Цао, служилый офицер из землевладельческой шаньдунской
фамилии Сяхоу; к нему примкнули братья Юань Шао и Юань Шу, богатые
помещики, члены знатного и влиятельного рода Юаней, правитель округа
Бэйпин Гунсунь Цзань, наместник Чанша Сунь Цзянь и многие другие.
Финансировали ополчение провинциальные богачи. Однако борьба с
регулярной армией оказалась весьма тяжелой. Военные действия
сосредоточились на подступах к Лояну. До тех пор, пока аристократы не
привлекли к себе и не использовали профессиональных конных стрелков,
кондотьеров, вроде Лю Бэя, Гуань Юя и Чжан Фэя, победа им не давалась,
но численный перевес и сочувствие населения спасли их от поражения.
Дун Чжо был вынужден очистить Лоян. Перед отходом он казнил 5.000
лоянских богачей и конфисковал их имущество; остальное население
было выведено и угнано в Чанань, куда Дун Чжо решил перенести
столицу, а Лоян был сожжен.
Земское ополчение заняло развалины столицы и распалось. Между
полководцами не оказалось и тени единства – каждый думал о себе и
поспешил в свою область, страшась своих друзей. Только один Цао Цао
бросился преследовать Дун Чжо. Но не ополченцам было равняться с
регулярной армией: Дун Чжо заманил Цао Цао в засаду у Жунъяна и
разбил его наголову. После этого ополчение развалилось окончательно, а
полководцы вступили в борьбу между собой, стремясь округлить свои
владения. Благодаря этому Дун Чжо укрепился в Чанане и, имея в своем
распоряжении императора, рассылал указы от его имени. Правда, этим
указам не повиновались. Империя начала распадаться. В Чанане царил
террор. Дун Чжо был страшен своим приближенным больше, чем врагам.
Вельможа Ван Юнь составил заговор, и с помощью уже известного нам
Люй Бу Дун Чжо был убит. Власть захватил Ван Юнь, но так как он начал
карать ближайших офицеров Дун Чжо, они восстали со своими частями.
Мятежники взяли Чанань и убили Ван Юня. Люй Бу прорвался с сотней
всадников и бежал в Хэнань.
Теперь во главе армии оказались генералы Ли Цзюэ и Го Сы. Они
продолжали дело Дун Чжо. Против них выступили правители северо-
западных областей-Ма Тэн и Хань Суй, но были разбиты и отогнаны от
Чананя. Смерть Дун Чжо оказалась переломным моментом в истории
Китая. Ни один правитель области не хотел подчиняться мятежникам,
держащим императора в плену. Но ни один не поднялся на защиту
престола, и армия, успевшая деморализоваться и превратиться в
разбойничью банду, спокойно проедала запасы, собранные в Чанане.
Вскоре генералы рассорились и вступили в борьбу между собой. Иначе и
быть не могло, ибо пьяные от крови и вина солдаты не могли и не хотели
сдерживать свои инстинкты и отказываться от привычки к убийству. На
улицах и в окрестностях Чананя вспыхнули кровопролитные схватки и
воцарился полный беспорядок. Воспользовавшись этим, император с
несколькими приближенными бежал от своей армии на восток. Там его с
почетом встретил правитель Шаньдуна Цао Цао. Ли Цзюэ, Го Сы и другие
офицеры погнались за императором, но были встречены уже обученными
войсками Цао Цао и разбиты наголову в 196 г. Так исчезла вторая опора
династии Хань – армия. Ли Цзюэ и Го Сы еще два года держались в
Чанане, пока их там не тревожили. В 198 г. их головы были доставлены
Цао Цао, ставшему за это время чэн-сяном, т.е. главой правительства.
Посмотрим, как это произошло.
Честолюбцы. Вернемся назад, к 191 г., когда армия очистила столицу и
страну, развязав руки земскому ополчению. Ополчение развалилось, так
как представлявшие его генералы отнюдь не были подготовлены к
политической деятельности. Они были тесно связаны со своими
земельными владениями и со своими многочисленными клиентами, но
идея государственности была им чужда. Как только миновала угроза со
стороны центральной власти, правители начали округлять свои владения.
На севере, в Хэбэе, схватились Юань Шао и Гунсунь Цзань. На юге Сунь
Цзянь, хозяин низовьев Янцзы, попытался завоевать владения Лю Бяо,
расположенные между реками Янцзы и Хань, но был убит в битве. Его сын
Сунь Цэ вступил в союз с правителем Хэнани и Аньхоя Юань Шу и с его
помощью подчинил себе много уездов к югу от Янцзы. В Шаньдуне
вспыхнуло новое восстание «желтых повязок»; его усмирил Цао Цао в 192
г. и включил сдавшихся мятежников в свои войска. В результате его армия
оказалась одной из сильнейших, и это побудило его устремиться к
дальнейшим завоеваниям: он напал на Сюйчжоу. Правитель Сюйчжоу,
будучи не в силах организовать сопротивление, пригласил специалиста –
прославленного воина Лю Бэя.
Лю Бэй явился со своей дружиной и побратимами Чжан Фэем и Гуань
Юем; последний был талантливым полководцем. Выход Лю Бэя на
политическую арену знаменовал новый сдвиг в общественных
отношениях Китая. Лю Бэй принадлежал к совершенно обедневшему
дворянству, по существу он был деклассирован и стал кондотьером.
Таковы же, за исключением происхождения, были его «братья» – Чжан
Фэй и Гуань Юй. Наступила эпоха, когда торговля шпагой стала приносить
огромный барыш. Лю Бэй со своим отрядом прорвался сквозь армию Цао
Цао и спас положение. В это самое время другой авантюрист, уже
известный нам заговорщик Люй Бу, ударил в тыл Цао Цао и заставил его
снять осаду с Сюйчжоу. Судьба Люй Бу еще более показательна, чем
карьера Лю Бэя. Люй Бу бежал из Чананя с сотней всадников и некоторое
время бродил по Китаю, предлагая свои услуги всем желающим. Знатные
Юани отвергли выскочку, но Лю Бу все же нашел хозяина – Чжан Мо,
правителя области Чэнлю, и с его помощью сформировал 50-тысячную
армию. Воспользовавшись затруднениями Цао Цао, Люй Бу попытался
выкроить себе владение в Шаньдуне. Чрезвычайно любопытна
мотивировка авантюры, затеянной Люй Бу: «Поднебесная разваливается
на части, воины творят, что хотят. …Люй Бу сейчас самый храбрый
человек в Поднебесной и вместе с ним можно завоевать независимость».
Аналогичное мнение высказал крупный политик Лу Су. Идею общности
Китая и идею династии можно было считать утерянными. В битве при
Пуяне Люй Бу разбил Цао Цао, но не развил успеха, ограничившись
захватом небольшого удела для себя. Этим он поставил себя на равную
ногу с аристократами. В Сюйчжоу Лю Бэй сделал то же самое, приняв
власть у старого и вялого местного правителя.
Появление новых соперников заставило аристократов почувствовать
классовую солидарность, и Юань Шао выставил против Люй Бу 50-
тысячное войско. Но еще до этого Цао Цао, перейдя в наступление,
разбил шаньдунских «желтых» и Люй Бу, перед которым население Пуяна
заперло ворота. Люй Бу бежал к Лю Бэю, и тот принял его. Все эти
события произошли до 196 года. Когда же император бежал из Чананя и
попал в руки Цао Цао, последний стал чэн-сяном и начал рассылать указы
от имени императора. Хитрой дипломатией ему удалось поссорить Лю Бэя
с Люй Бу и Юань Шу. Юань Шу разбил войска Лю Бэя, а Люй Бу овладел
его уделом. Лю Бэй с дружиной пришел на службу к Цао Цао и был принят,
ибо кондотьеры были нужны всем претендентам.
Юань Шу был человеком недалеким, но честолюбивым. Увидев, что его
сосед Цао Цао достиг в Китае высочайшего положения. Юань Шу решил,
что он не хуже. Однако отобрать особу императора от Цао Цао было
невозможно, оставался другой путь – Юань Шу объявил императором
себя. Но он поспешил: никто из правителей, фактически независимых, не
вступил с ним в союз. Со своими большими силами Юань Шу мог
справиться с любым соседом в отдельности, но не со всеми вместе. Он
рассорился с Люй Бу и попытался захватить Сюйчжоу, но талантливый
вояка разбил его, а юго-восточный сосед Сунь Цэ снесся с Цао Цао и тоже
выступил против узурпатора. Союзники охватили Хунань со всех сторон и
взяли столицу Хоучунь в 198 году. Довести войну до концы в одну
кампанию не удалось, так как другие правители – Лю Бяо, Чжан Сю, и
«желтые повязки» ударили по тылам Цао Цао. Юань Шу получил
передышку, но воспользовался ею не он, а Цао Цао. В том же 198 году
Цао Цао, подкупая направо и налево, сумел захватить и казнить Люй Бу и
расправиться с Чжан Сю, а в следующем, 199 году, его войска под
командованием Лю Бэя покончили с Юань Шу. Брат последнего – Юань
Шао ничем не мог помочь ему, так как был занят войной с Гунсунь Цзанем.
Юань Шао победил и стал властителем всего Хэбэя.
Совсем иначе, нежели Юани, вели себя Суни. Сунь Цэ, прозванный
«маленьким богатырем», подчинил себе все низовья Янцзы. Он повел
политику, настолько укрепившую его княжество, что оно стало настоящей
неприступной крепостью. Сунь Цэ стал собирать к себе конфуцианскую
интеллигенцию и раздавать ей должности. Царство У наследовало у
империи Хань самый здоровый контингент ученой элиты, наименее
тронутый общим разложением.
Такой отбор людей определил возможности княжества У: оно стало
цитаделью сопротивления общему поступательному движению истории
Китая, в то время шедшего к распаду. Поэтому в царстве У было больше
порядка, чем в других владениях, а это вместе с природными условиями
создало из У естественную крепость. Однако это же обстоятельство
ограничивало возможности его расширения, так как подавляющее
большинство китайского народа было в то время «желтым», а даосская
идеология не могла быть терпима в строго конфуцианском государстве.
Действительно, Сунь Цэ производил казни даосов и разбивал кумирни. Его
наследник Сунь Цюань – «голубоглазый отрок» – несколько ослабил, но не
изменил политику своего старшего брата, и это помешало ему овладеть
всем течением Янцзы. Не бездарный Лю Бяо, а ненависть народная
ограничила княжество У низовьями Янцзы (Цзяндун). Но об этом
подробнее будет сказано ниже.
Роялисты. Попав из лагеря Ли Цзюэ в руки Цао Цао, император Сян-ди
не стал чувствовать себя свободнее. Правда, тут он имел приличную пищу
и покой, но с ним абсолютно не считались. При дворе, перенесенном в
Сюйчан (в Шаньдуне), было несколько придворных, помнивших блеск
дома Хань. Император сговорился с одним из них, Дун Чэном, и тот
составил заговор, чтобы убить Цао Цао и восстановить династию Хань. К
заговору примкнули правитель Силяна (Ганьсу) Ма Тэн и Лю Бэй. Ма Тэн
уехал в свой удел, а Лю Бэй с войском громил Юань Шу, когда заговор был
раскрыт благодаря предательству домашнего раба Дун Чэна, и все
заговорщики были казнены. Император опять оказался под арестом и на
этот раз окончательно. Но успех дорого стоил Цао Цао: его враги получили
идеологическое основание для борьбы с ним. Обаяние дома Хань еще не
исчезло, и, прикрываясь им, Лю Бэй поднял свои войска и захватил
Сюйчжоу. С ним вступил в союз Юань Шао, заявивший, что он стоит «за
могучий ствол и слабые ветви», т.е. за сильную центральную власть и
ограничение власти удельных князей. Искренность Лю Бэя и Юань Шао
была более чем сомнительна, но Цао Цао оказался между двух огней.
Силы повстанцев, даже одного Юань Шао, были больше, чем силы
правительства. В Хэбэе были сосредоточены пограничные войска,
ветераны, не потерявшие дисциплины. Ухуани были союзниками Юань
Шао, так что тыл его был защищен. В боевых офицерах и опытных
советниках не было недостатка, но при всем этом Юань Шао не годился в
вожди. Он был храбр, решителен, знал военное дело, но в политике и
человеческой психологии не смыслил ничего. Аристократическое чванство
мешало ему вслушиваться в слова подчиненных, храбрость переходила в
упрямство, решительность – в нетерпение и отсутствие выдержки. Он
часто отталкивал нужных людей, что и предрешило результат
столкновения. Зато Цао Цао отнюдь не был случайным человеком на
посту чэн-сяна. Он также был аристократом, но без тени чванства. Цао Цао
не раз терпел поражения, но благодаря железной выдержке ухитрялся
извлекать из них пользу, как из побед: он проигрывал битвы и выигрывал
войны. Он легко мог пожертвовать жизнью друга или брата, если это было
ему нужно, но не любил убивать понапрасну. Он широко практиковал ложь,
предательство, жестокость, но и отдавал дань уважения благородству и
верности, даже направленным против него. Людей он привлекал и лелеял.
Это были, конечно, не те люди, которые пробирались в У, к Сунь Цюаню: к
Цао Цао стекались странствующие рыцари, авантюристы, карьеристы –
люди века сего. Цао Цао шел в ногу со временем, и судьба улыбалась ему.
Война началась осенью 199 г. Цао Цао выставил заслоны, не решаясь сам
атаковать превосходящие силы врага. Лю Бэй разгромил высланную
против него армию, но, не поддержанный Юань Шао, не мог развить успех.
Зима приостановила военные действия, а весной 200 г. Цао Цао перешел
в наступление и наголову разбил Лю Бэя, который убежал к Юань Шао.
Собрав все силы, Цао Цао устремился на север, и в битве при Байма
разбил авангард северян, но в тылу у него, в Жунани, вспыхнуло новое
восстание «желтых повязок», и, усмиряя его, он потерял темп
наступления. Осенью 200 г. Цао Цао возобновил наступление и разгромил
войска Юань Шао при Гуаньду, а летом следующего года – при Цантине.
Тем временем неугомонный Лю Бэй перебрался в Жунань и возглавил
разбитых «желтых», которые за 15 лет беспрестанной лесной войны
превратились в разбойников. Он хотел ударить в тыл Цао Цао и взять
беззащитный Сюйчан. Цао Цао с легкими войсками форсированным
маршем перекинулся в Жунань и разбил Лю Бэя. С остатками своей банды
Лю Бэй ушел к Лю Бяо и поступил к нему на службу. Кондотьер еще раз
переменил хозяина.
Весной 203 г. Цао Цао снова устремился в поход на север. Юань Шао
умер, а его сыновья вступили в кровопролитные распри. Столица Хэбэя –
Цзичжоу пала, дети Юань Шао бежали к ухуаням, а потом дальше, в
Ляодун. Ляодунский правитель, стремясь угодить победителю, обезглавил
беглецов и отослал их головы Цао Цао. Застенные союзники Юаней-
ухуани – были разгромлены войсками Цао Цао в 206 г., причем часть их
была приведена во Внутренний Китай и там поселена. Хунны добровольно
подчинились и прислали в подарок Цао Цао множество коней. Наконец
кончилось восстание «желтых повязок»: полководец «Черной Горы» Чжан-
Ласточка сдался и привел своих сторонников.
Войско Цао Цао возросло до 1.000.000 человек за счет включения в его
ряды сдавшихся северян и «желтых». Главной силой этого войска были
латники и конные лучники; тех и других Цао Цао привлекал щедростью и
возможностью быстрой карьеры. Равной ей армии не было в Китае, и
казалось, гегемония Цао Цао – дело ближайшего будущего. Так думал сам
Цао Цао и, усмирив север, бросился на юг, чтобы, во-первых, покончить с
Лю Бэем, а, во-вторых, привести к покорности У, ставшее за это время
независимым княжеством.
Отшельники. Усиление Цао Цао для некоторых групп населения Китая
сулило серьезные осложнения. В первую очередь обеспокоились осколки
дома Хань: принцы Лю Бяо в Цзинчжоу (область между р. Хань и р. Янцзы)
и Лю Чжан в Ичжоу (Сычуань). Высокородные, но бездарные, они не
знали, как предотвратить беду. Лю Бяо поддержал Лю Бэя, но в его дворце
возникла сильная партия, требовавшая соглашения с Цао Цао, для чего
было необходимо отослать голову Лю Бэя чэн-сяну. В У не было
единодушия: гражданские чиновники стояли за мир и подчинение, так как в
этом случае они бы остались на своих местах. Военные хотели
сопротивляться, ибо в лучшем случае их ожидала служба в чине рядового
в армии победителя. Мечи были у военных, и У решило сопротивляться,
используя для прикрытия реку Янцзы и свой великолепный флот.
В самом тяжелом положении оказались вдохновители и идеологи
«желтого» движения – даосские отшельники. Цао Цао мог простить и
принять к себе разбойников «Черной Горы», помиловать и отпустить по
домам бунтовавших крестьян Жунани, но для проповедников учения
«Великого спокойствия», поднявших кровопролитную гражданскую войну,
пощады быть не могло, и они это знали. Ставка даосов на массовое, т.е.
крестьянское, движение оказалась битой. Против армии нужна была тоже
армия – профессиональная, квалифицированная и послушная. Такой
оказалась прижатая к стене дружина Лю Бэя. Хотя Лю Бэй начал свою
карьеру с карательных экспедиций против «желтых повязок», общая
опасность сблизила анахоретов и кондотьеров. В 207 г. к Лю Бэю явились
подосланные люди, назвавшие его советников «бледнолицыми
начетчиками» и посоветовали ему обратиться к истинно талантливым
людям. Таким представился Чжугэ Лян, носивший даосскую кличку
«Дремлющий дракон». Лю Бэй доверился ему, и события приняли
неожиданный оборот.
Прежде всего Чжугэ Лян составил новую программу. От борьбы за
гегемонию в Китае он отказался как от непосильной задачи. Север он
уступал Цао Цао, восток Сунь Цюаню, с коим считал необходимым
заключить союз, а Лю Бэю предложил овладеть юго-западом, в
особенности богатой Сычуанью. Там Чжугэ Лян надеялся пересидеть
трудное время. Принципиально новым в даосской программе было то, что
расчленение Китая из печальной необходимости превращалось в цель.
Средство для достижения цели этот аристократ духа видел в демагогии, в
«согласии с народом». Чжугэ Лян имел крайне мало времени для
подготовки к неизбежной войне, но использовал его с толком. Лю Бэя
начали превращать в народного героя (чего не сделает искусная
пропаганда!), и это облегчило набор воинов из народа. Результаты
сказались немедленно. Весной 208 г. Лю Бэй разбил заслон противника и
захватил город Фаньчэн. Цао Цао был этим озабочен и предпринял
наступление большими силами, но Чжугэ Лян разбил его авангард у горы
Бован. Осенью 208 г. выступили в поход основные силы Цао Цао, и
одновременно скончался Лю Бяо. Власть в столице его области захватили
сторонники правительства.
У Лю Бэя оказались враги в тылу, и сопротивляться было бессмысленно.
Лю Бэй и Чжугэ Лян начали отступление, и за ними – беспримерный
случай – поднялось все население: старики, женщины с детьми, бросив
имущество, уходили с родины на чужой юг. Этого не ожидал Цао Цао; на
севере его встречали как освободителя, он и здесь желал казаться
гуманным правителем, а с ним и разговаривать не хотели. Между тем Лю
Бэй и его генералы вели арьергардные бои и задерживали противника,
спасая бегущее население. В конце концов войска Лю Бэя были разбиты
при Чанфане, но большая часть беженцев сумела переправиться на
южный берег Янцзы, где Чжугэ Лян успел организовать оборону. Цао Цао
приобрел территорию, но победа ему не далась.
Янцзы – река широкая, местами до 5 км, и форсировать ее без должной
подготовки Цао Цао не решился. Правда, при капитуляции Цзинчжоу он
получил флот, но только что покоренные южане были ненадежны, а
северяне сражаться на воде не умели. Пока Цао Цао подтягивал резервы,
с низовьев Янцзы подошел флот У под командой опытного адмирала Чжоу
Юя. Война перешла в новую фазу. В битве при Чиби (Красные утесы) флот
Цао Цао был сожжен брандерами южан, но их контрнаступление на север
захлебнулось, так как северяне располагали превосходной резервной
конницей. Выиграл только Лю Бэй, успевший в суматохе захватить
Цзинчжоу и Наньцзян (область к югу от Янцзы) и основать
самостоятельное княжество.
Вряд ли Лю Бэй с Чжугэ Ляном удержались бы на небольшом
треугольнике между реками Ханьшуй и Янцзы, тем более что союз с У
сразу после победы был нарушен. Сунь Цюань сам претендовал на земли,
захваченные Лю Бэем, и даже арестовал последнего, когда тот приехал
для переговоров. Правда, арест был завуалирован: Лю Бэя женили на
сестре Сунь Цюаня, но фактически это был арест, и Лю Бэю пришлось
спасаться бегством. Лишенный союзника, Лю Бэй не смог бы отбиться от
Цао Цао, но ему неожиданно повезло. В то время когда северяне
готовились к выступлению и даже заключили союз с У, в 210 г. выступили
северо-западные князья, долго державшиеся в тени. Правитель Силяна
(Ганьсу) Ма Тэн – последний нераскрытый участник роялистского заговора
– приехал в Сюйчан, чтобы представиться правителю, и попутно
организовал на него покушение. Покушение не удалось; Ма Тэн и его
свита заплатили жизнью за неудачу. Тогда сын убитого Ма Чао и друг Хань
Суй подняли войска и взяли Чанань. Цао Цао выступил против них со всей
армией, но китайским латникам была тяжела борьба с кянскими
копьеносцами – союзниками Ма Чао. Только переманив на свою сторону
Хань Суя, Цао Цао добился победы. Ма Чао бежал к кянам, повторил
нападение в 212 г., но был снова разбит и ушел к даосскому вождю Чжан
Лу в Ханьчжун.
Побратимы. Успех Лю Бэя был обусловлен двумя причинами. Во-первых,
близость с даосами привлекала к нему симпатии народных масс, и
благодаря этому после поражения он стал сильнее, чем был, ведь
сдвинутые с места крестьяне примыкали только к нему. Во-вторых, его
даосские связи не рекламировались, и в глазах всего Китая он выступал
как борец за идею империи Хань. Идея эта пережила саму империю и,
будучи уже не актуальной, продолжала влиять на умы. Самому Лю Бэю и
его братьям гораздо больше нравилось выступать в роли защитников
империи, нежели во главе крестьянского восстания.
В 210 г. Лю Чжан, правитель западной Сычуани, обратился к Лю Бэю с
просьбой помочь ему избавиться от даосов Чжан Лу, державшихся на
востоке Сычуани и в Шэньси. По совету Чжугэ Ляна Лю Бэй ввел войска в
Сычуань. Он мог легко схватить Лю Чжана и этого требовали его даосские
советники, но он этого не сделал, мотивируя свой отказ тем, что Лю Чжан –
член императорской фамилии Хань и его родственник. Напротив, он
пошел на военный конфликт с Ма Чао, служившим тогда у Чжан Лу. Ма
Чао не сжился с даосами и перешел к Лю Бэю. Немало труда стоило Пан
Туну, даосскому советнику Лю Бэя, вызвать конфликт между Лю Бэем и Лю
Чжаном, в результате которого Лю Чжан был взят в плен, и Сычуань
досталась Лю Бэю и приехавшему к нему Чжугэ Ляну. Так создалась база
для царства Шу.
Чжугэ Ляну приходилось не только бороться с явными врагами, но и
преодолевать оппозицию своих ближайших соратников. С этого времени
он не отходил от Лю Бэя, влияя на слабовольного вождя, а управление
Цзинчжоу поручил талантливому вояке Гуань Юю, но последний был так
же далек от понимания политики, как и Лю Бэй.
Положение нового царства было очень напряженным. Сунь Цюань
требовал передачи ему Цзинчжоу, а Цао Цао двинулся войной на Чжан Лу
и в 215 г. ликвидировал последний оплот даосизма. Чжугэ Ляну удалось
путем частичных уступок толкнуть Сун Цюаня на войну против Цао Цао, но
Цао Цао при Хэфэе разбил южан (215 г.). Однако эта диверсия сорвала
наступление на Сычуань и дала возможность Лю Бэю укрепиться.
Внутреннее положение в Северном Китае также было неспокойным.
Император– марионетка Сян-ди в 218 г. сделал еще одну попытку
избавиться от своего полководца. Несколько придворных составили
заговор и подняли мятеж в Сюйчане. Город загорелся. Войска, стоявшие
за городом, увидев зарево, подошли и подавили мятеж. Еще раньше Цао
Цао приказал казнить замешанную в заговор императрицу и женил Сян-ди
на своей дочери. Несчастный император даже на ложе сна находился под
наблюдением. В 215 г., укрепившись, Цао Цао принял титул Вэй-вана, чем
легализовал свое положение, и двинулся против Лю Бэя.
Весной 218 г. объектом наступления северян стала Сычуань. Чжугэ Лян с
Лю Бэем вышли из гор и начали контрнаступление. Благодаря
стратегическому таланту Чжугэ Ляна и боевому опыту подобранных им
младших военачальников, армия Цао Цао к осени была разбита, и
Ханьчжун – бывшие земли Чжан Лу – достались Лю Бэю. Ободренный
успехом Лю Бэй в 219 г. принял титул вана.
Усиление царства Шу обеспокоило Сунь Цюаня, и он заключил союз с Цао
Цао. В 219 г. война продолжилась на другом участке: Гуань Юй внезапным
нападением взял крепость Сянъян (на берегу р. Ханьшуй) и осадил
Фаньчэн – крепость на дороге к Сюйчану. Войско северян, пришедшее на
выручку Фаньчэна, погибло от наводнения, и положение Цао Цао стало
критическим. Но тут опять сказалось происхождение трех братьев: при
управлении Чжугэ Ляна население Цзинчжоу горой стояло за него; после
его отъезда в Сычуань этот союз нарушился, и массы впали в
политическую апатию, ибо Гуань Юй был не их человеком. Это учел Сунь
Цюань. Его войска ударили на Гуань Юя с тыла, с реки Янцзы. При этом
населению была обещана безопасность, а воинам Гуань Юя-амнистия.
Войско Гуань Юя разбежалось, а сам он попал в плен и был казнен.
Победители поделили захваченную область пополам. Эта победа
настолько усилила У, что с этого времени в Китае надолго установилось
политическое равновесие.
В 220 г. умер Цао Цао, а сын его, Цао Пэй, заставил Сян-ди отречься от
престола и основал новую династию Цао Вэй. В ответ на это Чжугэ Лян
возвел на трон в Сычуани Лю Бэя и дал название династии Шу Хань, т.е.
принял программу восстановления империи Хань. Чжугэ Лян был
опытный политик, он знал, что призрак погибшей династии может быть
использован как знамя для борьбы с врагом, но по существу Шу так же
мало походило на Хань, как и Вэй. Обе империи были явлениями новыми
и боролись не на жизнь, а на смерть.
Узурпация Цао Пэя была непопулярна, и Чжугэ Лян хотел использовать
момент для нанесения быстрого удара. План обещал успех, но был сорван
Лю Бэем. В политике Лю Бэй не разбирался, а стремился отомстить за
брата и вместо похода на север отправился с огромной армией в
карательную экспедицию против царства У (221 г.). Сначала он имел
успех, но талантливый молодой генерал Лу Сунь сумел задержать
наступление Лю Бэя, оттеснить его в леса южнее Янцзы и лесным
пожаром уничтожить склады и лагери шусцев. Деморализованное войско
Лю Бэя было разбито при Илине в 222 г. Лю Бэй с остатками армии ушел в
Сычуань и в 223 г. умер от горя. Третий брат, Чжан Фэй, был в начале
похода убит двумя офицерами, которых он высек. Так кончили жизнь три
названных брата, до сих пор почитаемые в Китае как духи-покровители
воинов. Лю Бэю наследовал его сын, но вся власть в Шу сосредоточилась
в руках Чжугэ Ляна.
Три царства. Инерция народного подъема, развалившего империю Хань,
иссякала. Наступила эпоха кристаллизации. Тяжелое поражение при
Илине поставило под угрозу существование Шу: если бы Лу Сунь развил
успех, он мог бы овладеть Сычуанью. Но для этого ему были необходимы
все наличные военные силы, а Цао Пэй не дремал. Он решил
воспользоваться отсутствием войск на востоке и захватить У. Однако Лу
Сунь прекратил наступление, своевременно вернулся с войсками на
восток и в 222 г. при Жусюе разбил войско Цао Пэя. Чжугэ Лян, получив
полную власть, заключил в 223 г. союз с У, благодаря чему новое
наступление Цао Пэя на юго-восток захлебнулось.
Готовясь к продолжению борьбы с Вэй, Чжугэ Лян должен был обеспечить
свой тыл. На юге Сычуани, в области Ичжоу, в 225 г. восстали местные
правители и лесовики мань. Чжугэ Лян совершил поход на юг,
расправился с мятежниками и великодушным обращением с пленными
вождями маньских племен замирил воинственных «дикарей». С 227 г.
Чжугэ Лян начал войну против царства Вэй.
Все три китайских царства имели различную структуру, что отмечено
самими китайцами. Принципом царства Вэй были объявлены «Время и
Небо», т.е. судьба. Фамилия Цао шла в ногу со временем, и время
работало на нее. Цао Цао заявил, что «способности выше поведения»,
чем отверг конфуцианство. Отважные и беспринципные люди могли
сделать быструю карьеру, а так как растущая деморализация все
увеличивала число авантюристов, то в кадрах недостатка не ощущалось.
Силой северян была конница и, гранича со Степью, они могли пополнять
ее. Отказавшись от воинственных замыслов династии Хань, императоры
Вэй установили мир на северной границе и союз с кянами.
Царство У стало империей в 229 г. Оно продолжало традиции Хань,
предоставляя преимущества ученым конфуцианцам и наследственной
бюрократии. Как всякая консервативная система, политика У была
обречена. При преемниках Сунь Цюаня к власти пришли временщики,
например Чжугэ Кэ, убитый в 253 г. Развилась борьба придворных клик,
интриги. Правительство не считалось с народом, ибо надеялось на мощь
полиции и армии; налоги возрастали, но средства шли на придворную
роскошь. Принципом царство У провозгласило «Землю и Удобство», т.е.
преимущество территории, прикрытой великой рекой Янцзы, до поры
предохранявшей его от захвата, но еще больше спасало У царство Шу.
Царство Шу было наиболее интересным и замечательным явлением.
Принцип его – «Человечность и Дружба» – не получил воплощения.
Возникло Шу из соединения высокого интеллекта Чжугэ Ляна и удальства
головорезов Лю Бэя. Захватив вместе богатую Сычуань, они получили
материальные возможности для совершения «великих дел». Для
понимания обстановки нужно учесть географию. Сычуань – как бы остров
внутри Китая. Плодородная долина окружена высокими утесами, и доступ
в нее возможен лишь по горным тропинкам и подвесным мостам над
пропастями. Население Сычуани было изолировано от общекитайской
политической жизни и жило натуральным хозяйством. Все, что волновало
Чжугэ Ляна и Лю Бэя, было чуждо жителям Сычуани, поэтому поддержка
их была пассивной. Чжугэ Лян понимал это и всеми силами стремился
вырваться на Срединную равнину, где он хотел найти отзвуки учения
«желтых» и рыцарские понятия сторонников Хань; и с теми и с другими он
мог найти общий язык. Ради этого он предпринял шесть походов с 227 по
234 год, но талантливый вэйский полководец Сыма И парализовал все его
попытки. А тем временем сын Лю Бэя и его двор погружались в
обывательщину и трясину провинциальной жизни. В Чэнду, столице Шу,
фактическая власть перешла к евнухам, и, пока храбрецы гибли на войне,
страна и столица благодушествовали. У Чжугэ Ляна в Сычуани не
нашлось преемников, и он передал свое дело перебежчику из Северного
Китая Цзян Вэю. Цзян Вэй пытался продолжать дело Чжугэ Ляна, но не
имел и половины его таланта. Шуские войска в 249-261 гг. стали терпеть
поражения, дух их упал. Наконец северяне перешли в наступление. В 263
г. две армии двинулись на Сычуань, чтобы покончить с царством Шу.
Первая, под руководством Чжун Хуэя, связала шускую армию Цзян Вэя;
другая, под командованием талантливого Дэн Ая, пробралась через утесы,
без дорог. Воины, завернувшись в войлок, скатились по каменистому
склону. Много их разбилось, но перед остальными открылась богатая
страна, лишенная вождей и воинского духа. Импровизированное
ополчение было легко разбито, и столица Чэнду в 264 г. сдалась без боя
вместе с императором. Однако талантливые полководцы заплатили
головой за свои победы. По распоряжению Сыма Чжао, вэйского чэн-сяна,
Чжун Хуэй арестовал Дэн Ая, но поняв, что ему самому грозит та же
участь, договорился с Цзян Вэем и восстал. Однако войска за ним не
пошли и убили мятежных полководцев. Дэн Ай был освобожден из-под
ареста, но в суматохе убит своим личным врагом. Сыма Чжао явился с
войском в Сычуань и водворил там полный порядок. Принципы «Времени
и Неба» победили идеалы «Человечности и Дружбы».
Воссоединение. Царство Вэй возвысили и укрепили старинная
землевладельческая знать, к которой принадлежал сам основатель
династии, и профессиональные военные, примкнувшие к Цао Цао ради
личных выгод. Представители обеих групп отличались друг от друга по
воспитанию, привычкам, вкусам, идеалам, т.е. по всем элементам
мироощущения. До тех пор, пока шли постоянные войны и восстания
третьей группы придворных начетчиков, две первые поддерживали друг
друга, но когда положение утряслось, оказалось, что жить им вместе
трудно.
Пользуясь родственными связями с династией, у власти стала знать. Это
проявилось в опале полководца Сыма И, причем, хотя дело не обошлось
без провокации со стороны Чжугэ Ляна, важно то, что провокация имела
успех. Однако отражать полчища Чжугэ Ляна без профессиональных войск
оказалось невозможным, и Сыма И был вызван из ссылки и восстановлен
в правах в 227 г. После смерти императора Цао Жуя в 239 г.,
руководителями его юного приемного сына Цао Фана стали Сыма И и Цао
Шуан. Вождь «знати» Цао Шуан оттеснил Сыма И от управления, тот, в
свою очередь, произвел в 249 г. мятеж, и большая часть солдат и
офицеров поддержала его. С этого времени фамилия Сыма стала в такие
же отношения к династии Вэй, как раньше фамилия Цао к угасающей
династии Хань. Сыма И умер в 251 г. Его дети Сыма Ши и Сыма Чжао
продолжали его дело.
Землевладельческая знать ответила на coup d’etat мятежами в 255 г. и в
256 г. Но 70 лет постоянной войны обескровили китайскую земщину и так
сократили элиту, что она не имела больше решающего голоса. Власть
теперь помещалась на лезвие меча. Сам Сыма И был военным еще
старого закала; его дети – типичные «солдатские императоры», вроде
римских того же времени, а сын Сыма Чжао, Сыма Янь, откинул всякие
стеснения и, низложив последнего вэйского государя, сам взошел на
престол в 265 г. Основанная им династия получила название Цзинь.
Любопытно, что незадолго перед переворотом по базарам бродил человек
в желтой одежде, называвший себя «Князем народа», и пророчествовал,
что сменится император и настанет «великое благоденствие». Тут
сказалось отношение остатков «желтых» к событиям: они не могли
простить династии Вэй победы над собой, но готовы были примириться с
другой династией, с которой у них не было личных счетов. Усталость стала
решающим фактором истории Китая.
Царство У постигла судьба восточных династий. В 265 г. на престол
вступил Сунь Хао, оказавшийся подозрительным, жестоким и развратным.
Роскошь дворца обременяла народ, а придворные жили в постоянном
страхе, ибо впавшим в немилость сдирали кожу с лица и выкалывали
глаза. Вместе с тем Сунь Хао, не умея оценить реальную обстановку,
лелеял план завоевания всего Китая и в 280 г. пошел на конфликт с
империей Цзинь. Мобилизовать в это время народ было для Сунь Хао
«все равно, что гасить огонь, подбрасывая в него хворост». Зато Сыма
Янь проявил великолепную выдержку и выступил лишь тогда, когда его
разведка установила, что непопулярность правительства У достигла
кульминации. Тогда он двинул на юг 200.000 воинов и весь речной флот,
подготовленный в верховьях Янцзы. После первых стычек, в которых
северяне одержали верх, южные войска стали сдаваться без боя; поход
превратился в военную прогулку. Сунь Хао сдался на милость победителя,
и в 280 г. Китай вновь оказался единым.
Цзинь была солдатской империей. «Молодые негодяи» эпохи Хань после
нескольких неудач достигли власти. К концу III в. колоссальная потенция
древнего Китая оказалась исчерпанной. Все энергичные люди за время
Троецарствия проявили себя и погибли. Одни (в желтых платках) – за
идею «великого спокойствия», другие – за красную империю Хань, третьи
– из-за верности своему вождю, четвертые – ради собственной чести и
славы в потомстве и т.д. После страшного катаклизма Китай в социальном
аспекте представлял пепелище – скопление ничем не связанных людей.
После переписи в середине II в. в империи было учтено около 50 млн чел.,
а в середине III в. – 7,5 млн чел. Теперь обезличенной массой могло
управлять даже самое бездарное правительство.
Переворот Яня покончил с конфуцианским наследием, если не де-юре, то
де-факто. На всех постах оказались совершенно беспринципные,
аморальные проходимцы, делившие свое время между обиранием
подданных и развратными попойками. Это было время такого разложения,
что Китай оправился от него лишь 300 лет спустя, очистившись пожарами
варварских нашествий. Все порядочные люди с ужасом отвернулись от
столь мерзкой профанации конфуцианской доктрины и обратились к Лао-
цзы и Чжуан-цзы. Они демонстративно не мылись, не работали,
отказывались от всякого намека на роскошь и пьянствовали, презрительно
браня династию. Некоторые обмазывали себя грязью, чтобы своим видом
показать презрение к порядку, но вся эта истерика не принесла ни
малейшей пользы оппозиции и ни малейшего вреда династии. Зато
ослаблялся Китай, количество талантливых людей с каждым поколением
уменьшалось, а те, которые появлялись, не находили применения, и в IV в.
династию Цзинь постигла заслуженная гибель от хуннских мечей, кянских
длинных копий и сяньбийских острых стрел.
Глава первая

в которой повествуется о том, как три героя дали клятву в
Персиковом саду, и о том, как они совершили первый подвиг

Великие силы Поднебесной, долго будучи разобщенными, стремятся
соединиться вновь и после продолжительного единения опять
распадаются – так говорят в народе.
В конце династии Чжоу семь княжеств вели друг с другом междоусобные
войны, пока княжество Цинь не объединило их в одно царство. А когда
пало царство Цинь, завязалась борьба между княжествами Хань и Чу,
завершившаяся их объединением под властью династии Хань.
Основатель Ханьской династии Гао-цзу, поднявшись на борьбу за
справедливость, отрубил голову Белой змее [1] и объединил всю
Поднебесную.
Впоследствии, когда династия Хань находилась на краю гибели, ее снова
возродил Гуан-у. Империя была единой до Сянь-ди а затем распалась на
три царства. Пожалуй, виновниками этого распада были императоры
Хуань-ди и Лин-ди. Хуань-ди заточал в тюрьмы лучших людей и слишком
доверял евнухам. После смерти Хуань-ди на трон при поддержке
полководца Доу У и тай-фу Чэнь Фаня тотчас вступил Лин-ди.
В то время дворцовый евнух Цао Цзе и его единомышленники при дворе
полностью захватили власть. Доу У и Чэнь Фань пытались было с ними
расправиться, но не сумели сохранить в тайне свои замыслы и погибли
сами. А евнухи стали бесчинствовать еще больше. И вот начались дурные
предзнаменования. Так, в день полнолуния четвертого месяца второго
года периода Цзянь-нин [2] [169 г.], когда император Лин-ди прибыл во
дворец Вэнь-дэ и взошел на трон, во дворце поднялся сильнейший ветер,
огромная черная змея спустилась с потолка и обвилась вокруг трона.
Император от испуга упал. Приближенные бросились к нему на помощь, а
сановники разбежались и попрятались. Змея мгновенно исчезла.
Вдруг загрохотал гром, хлынул проливной дождь с сильным градом, и это
продолжалось до полуночи. Было разрушено много домов.
Во втором лунном месяце четвертого года периода Цзянь-нин [171 г.] в
Лояне произошло землетрясение; огромные морские волны хлынули на
берег и поглотили все прибрежные селения.
Восемь лет спустя, в первом году периода Гуан-хэ [178 г.], куры запели
петухами. В день новолуния шестого месяца черная туча величиною
более десяти чжанов влетела во дворец Вэнь-дэ. Осенью в Яшмовом зале
засияла радуга. Обрушились скалы в Уюани. Дурным предзнаменованиям
не было конца.
Император Лин-ди обратился к своим подданным с просьбой объяснить
причины бедствий и странных явлений. Советник Цай Юн представил
доклад, где в прямых и резких выражениях объяснял превращение кур в
петухов тем, что власть перешла в руки женщин и евнухов. Читая доклад,
император сильно огорчился. Евнух Цао Цзе, стоявший у него за спиной,
подсмотрел, что было написано в докладе, и передал своим сообщникам.
Советника Цай Юна обвинили в преступных замыслах и сослали в
деревню, а десять дворцовых евнухов: Чжао Чжун, Фын Сюй, Дуань Гуй,
Цао Цзе, Хоу Лань, Цзянь Ши, Чэн Куан, Ся Хуэй и Го Шэн с Чжан Жаном
во главе, сговорились действовать заодно и стали именовать себя
«десятью приближенными». Один из евнухов по имени Чжан Жан
настолько расположил к себе императора, что тот называл его своим
отцом. Управление страной с каждым днем становилось все более
несправедливым. Народ начал помышлять о восстании; разбойники и
грабители поднялись роем, точно осы.
В то время в области Цзюйлу жили три брата: Чжан Цзяо, Чжан Бао и
Чжан Лян. Бедность не позволила Чжан Цзяо получить ученую степень, и
он занимался врачеванием, для чего ходил в горы собирать целебные
травы. Однажды ему повстречался старец с глазами бирюзового цвета и
юношеским румянцем на щеках. В руке он держал посох. Старец
пригласил Чжан Цзяо в свою пещеру и, передавая ему три свитка «Книги
неба», молвил:
– Вручаю тебе изложенные здесь основы учения Великого спокойствия.
Возвести народу о них от имени неба и спаси род человеческий. Если ты
отступишься, несчастье падет на тебя!
Чжан Цзяо поклонился старцу в пояс и пожелал узнать его имя.
– Я отшельник из Наньхуа, – ответил тот и исчез,словно дуновение
ветерка.
День и ночь прилежно изучая книгу, Чжан Цзяо научился вызывать ветер и
дождь. Теперь его называли мудрецом, познавшим пути к Великому
спокойствию.
В первом лунном месяце первого года периода Чжун-пин [184 г.], когда на
людей нашел мор, Чжан Цзяо раздавал наговорную воду и многих
больных исцелил. С этих пор он широко прославился и стал прозываться
великим мудрецом и добрым наставником. Более пятисот его учеников и
последователей, словно облака, бродили по стране, писали и произносили
заклинания. Число их росло день ото дня. Из них Чжан Цзяо создал
тридцать шесть дружин – по десять тысяч человек в больших и по шесть-
семь тысяч в малых. В каждом таком отряде был свой предводитель,
именовавшийся полководцем.
Они распространяли слухи, что Синему небу приходит конец – наступает
век господства Желтого неба. что в первом году нового цикла в
Поднебесной воцарится Великое благоденствие, и предлагали людям на
воротах своих домов писать мелом иероглифы «цзя» и «цзы» [3].
Население восьми округов [4] почитало великого мудреца и доброго
наставника и верой служило ему.
Последователь Чжан Цзяо по имени Ма Юань-и по повелению своего
учителя тайно преподнес золото и шелковые ткани придворному евнуху
Фын Сюю, чтобы склонить его на свою сторону.
– Труднее всего овладеть сердцем народа, но мы этого достигли, – сказал
Чжан Цзяо, совещаясь с братьями. – Прискорбно будет, если мы упустим
благоприятный случай силой захватить власть в Поднебесной!
Когда был назначен срок восстания и изготовлены желтые знамена, со
спешным письмом в столицу к Фын Сюю помчался Тан Чжоу, другой
ученик и последователь Чжан Цзяо. Но Тан Чжоу оказался изменником и о
готовящемся восстании донес властям. По повелению императора
полководец Хэ Цзинь послал воинов схватить Ма Юань-и. Он был казнен, а
Фын Сюй и более тысячи его единомышленников брошены в тюрьму.
Об этом стало известно Чжан Цзяо. В ту же ночь он поднял свое войско и,
провозгласив себя полководцем князя неба, Чжан Бао – полководцем
князя земли и Чжан Ляна – полководцем князя людей, обратился к народу:
– Дни Ханьской династии сочтены – появился великий мудрец.
Повинуйтесь Небу и служите Правде – наградой вам будет право
наслаждаться Великим спокойствием!
Народ откликнулся на призыв Чжан Цзяо. Четыреста или пятьсот тысяч
человек обернули головы желтыми повязками и примкнули к восстанию.
Силы восставших были огромны. При их приближении императорские
войска разбегались.
Хэ Цзинь упросил императора немедленно издать указ о повсеместной
подготовке к обороне и объявить награды за подавление мятежа.
Одновременно он послал против восставших войска военачальников Лу
Чжи, Хуанфу Суна и Чжу Цзуня.
Между тем армия Чжан Цзяо подошла к границам округа Ючжоу,
правителем которого был Лю Янь, потомок ханьского князя Лу-гуна.
Извещенный о приближении противника, Лю Янь вызвал своего советника
Цзоу Цзина.
– У нас слишком мало войск, а враг многочислен. Думаю, что вам
немедленно следовало бы приступить к набору добровольцев, – сказал
Цзоу Цзин.
Лю Янь был с ним вполне согласен и призвал желающих вступать в
армию. Благодаря этому призыву в уезде Чжосянь отыскался новый герой.
Малоразговорчивый и не обладавший склонностью к наукам, человек этот
имел спокойный и великодушный характер. На лице его никогда не
выражались ни гнев, ни радость, но зато душа его была преисполнена
великими устремлениями и желанием дружить с героями Поднебесной.
Высокий рост, смуглое лицо, пунцовые губы, большие отвисшие уши, глаза
навыкате и длинные руки – все это выдавало в нем человека
необыкновенного. Это был Лю Бэй, по прозванию Сюань-дэ, потомок
Чжуншаньского вана Лю Шэна.
В отдаленные времена, еще при ханьском императоре У-ди сын Лю Шэна
– Лю Чжэн был пожалован титулом Чжолуского хоу [5] но впоследствии,
нарушив обряд приношения золота в храм императорских предков, титула
своего лишился. От него-то и пошла ветвь этого рода в Чжосяне.
Лю Бэй, в детстве потерявший отца, помогал матери и относился к ней с
должным почтением. Жили они в бедности, на пропитание зарабатывали
торговлей башмаками да плетением цыновок. Возле их дома в деревне
Лоусанцунь росло высокое тутовое дерево, крона которого издали
напоминала очертания крытой колесницы. Это отметил прорицатель,
заявивший, что из семьи Лю выйдет знаменитый человек.
Как-то в ранние годы, играя под этим деревом с деревенскими детьми, Лю
Бэй воскликнул:
– Вот буду императором и воссяду на такую колесницу!..
Дядя мальчика Лю Юань, пораженный его словами, подумал: «Да, он
будет необыкновенным человеком!» С той поры дядя стал помогать семье
Лю Бэя. А когда мальчику исполнилось пятнадцать лет, мать отправила его
учиться. Лю Бэй часто бывал у знаменитых учителей Чжэн Сюаня и Лу
Чжи, где подружился с Гунсунь Цзанем.
К тому времени, когда Лю Янь призвал желающих вступить в войска, Лю
Бэю было двадцать восемь лет. Он горестно вздохнул, прочитав
воззвание. Стоявший позади человек громоподобным голосом
насмешливо спросил:
– Почему так вздыхает сей великий муж. Ведь силы свои он государству не
отдает…
Лю Бэй оглянулся. Перед ним стоял мужчина могучего сложения, с
большой головой, круглыми глазами, короткой и толстой шеей и
ощетиненными, как у тигра, усами. Голос его звучал подобно раскатам
грома. Необычайный вид незнакомца заинтересовал Лю Бэя.
– Кто вы такой? – спросил он.
– Меня зовут Чжан Фэй, – ответил незнакомец. – Наш род извечно живет в
Чжосяне, у нас тут усадьба и поле; мы режем скот, торгуем вином и
дружим с героями Поднебесной. Ваш горестный вздох заставил меня
обратиться к вам с таким вопросом.
– А я потомок князей Ханьской династии, имя мое Лю Бэй. Вздохнул я
потому, что у меня не хватает сил расправиться с повстанцами, да и
средств нет.
– Ну, средств у меня хватит! – сказал Чжан Фэй. – А что, если мы с вами
соберем деревенских молодцов и подымем их на великое дело?
Эта мысль пришлась Лю Бэю по сердцу. Они вместе отправились в
харчевню выпить вина. Когда они сидели за столом, какой-то рослый
детина подкатил к воротам груженую тележку и, немного отдышавшись,
вошел и крикнул слуге:
– Эй, вина мне и закусить! Да поживей поворачивайся – я тороплюсь в
город, хочу вступить в армию!..
Длинные усы, смуглое лицо, шелковистые брови и величественная осанка
пришельца привлекли внимание Лю Бэя. Лю Бэй пригласил его сесть и
спросил, кто он такой и откуда родом.
– Зовут меня Гуань Юй, а родом я из Цзеляна, что к востоку от реки
Хуанхэ, – ответил тот. – Там я убил кровопийцу, который, опираясь на
власть имущих, притеснял народ. Пришлось оттуда бежать. Пять-шесть
лет скитался я по рекам и озерам и вот теперь, прослышав, что здесь
набирают войско, явился на призыв.
Лю Бэй рассказал ему о своем плане. Это очень обрадовало Гуань Юя, и
они вместе отправились к Чжан Фэю, чтобы обсудить великое начинание.
– У меня за домом персиковый сад, – сказал Чжан Фэй. – Сейчас он в
полном цвету, и как раз время принести жертвы земле и небу. Завтра мы
это сделаем, Соединим свои сердца и силы в братском союзе и тогда
сможем вершить великие дела.
– Вот это прекрасно! – в один голос воскликнули Лю Бэй и Гуань Юй.
На следующий день, приготовив черного быка и белую лошадь и всю
необходимую для жертвоприношения утварь, они воскурили в цветущем
саду благовония и, дважды поклонившись, произнесли клятву:
– Мы, Лю Бэй, Гуань Юй и Чжан Фэй, хотя и не одного рода, но клянемся
быть братьями, дабы, соединив свои сердца и свои силы, помогать друг
другу в трудностях и поддерживать друг друга в опасностях, послужить
государству и принести мир простому народу. Мы не будем считаться с
тем, что родились не в один и тот же год, не в один и тот же месяц, не в
один и тот же день, – мы желаем лишь в один и тот же год, в один и тот же
месяц, в один и тот же день вместе умереть. Царь Небо и царица Земля,
будьте свидетелями нашей клятвы, и если один из нас изменит своему
долгу, пусть небо и люди покарают его!
Дав это торжественное обещание, они признали Лю Бэя старшим братом,
Гуань Юя – средним братом и Чжан Фэя – младшим братом. По окончании
жертвоприношений зарезали быков и устроили пиршество. Более трехсот
молодцов со всей округи собрались в персиковом саду и пили там вино до
полного опьянения.
На другой день братья стали готовить оружие. Сокрушались они лишь о
том, что у них не было коней. Но как раз в такую минуту им сообщили, что в
деревню едут два торговца с толпою слуг и гонят табун лошадей.
– Небо покровительствует нам! – воскликнул Лю Бэй и вместе с братьями
отправился навстречу гостям.
Двое приезжих оказались богатыми купцами из Чжуншаня. Ежегодно
отправлялись они на север перепродавать лошадей, но на этот раз им
пришлось вернуться с дороги, так как в этих местах в последнее время
стали пошаливать разбойники.
Лю Бэй пригласил купцов к себе, угостил вином и рассказал о своем
намерении разгромить мятежников и дать мир народу. Гости этому очень
обрадовались и подарили Лю Бэю пятьдесят лучших коней, пятьсот лянов
золота и серебра и тысячу цзиней железа для изготовления оружия.
Поблагодарив гостей и распрощавшись с ними, Лю Бэй приказал лучшему
мастеру выковать обоюдоострый меч. Гуань Юй сделал себе меч Черного
дракона, кривой, как лунный серп, весивший восемьдесят два цзиня. Чжан
Фэй изготовил себе копье длиною в два человеческих роста. Все они с ног
до головы облачились в броню.
Всего собралось более пятисот деревенских храбрецов, и с ними братья
отправились к Цзоу Цзину, который представил их правителю округа Лю
Яню. После взаимных приветствий каждый из них назвал свое имя, и Лю
Янь тотчас же признал в Лю Бэе своего племянника.
Через несколько дней стало известно, что предводитель Желтых – Чэн
Юань-чжи во главе пятидесятитысячного войска вторгся в область
Чжоцзюнь. Лю Янь приказал Цзоу Цзину отдать под командование Лю Бэя
и его братьев отряд из пятисот воинов и послать их на разгром
мятежников. Братья с радостью выступили в поход и расположились
лагерем у подножья Дасинских гор на виду у повстанцев.
Повстанцы распустили волосы и обернули головы желтыми повязками;
когда оба войска стали друг против друга, Лю Бэй выехал на коне вперед.
Слева у него был Гуань Юй, справа – Чжан Фэй.
Размахивая плетью и всячески понося мятежников, восставших против
государства, Лю Бэй потребовал, чтобы они немедленно сдались. Чэн
Юань-чжи сильно разгневался и дал команду своему помощнику Дэн Мао
вступить в поединок. Чжан Фэй схватил свое длинное копье и сильным
ударом вонзил его прямо в сердце Дэн Мао. Тот замертво упал с коня.
Видя гибель Дэн Мао, Чэн Юань-чжи подхлестнул своего коня и в свою
очередь бросился на Чжан Фэя. Но навстречу ему, вращая в воздухе
своим огромным мечом, уже несся Гуань Юй. Не успел Чэн Юань-чжи
опомниться, как меч Гуань Юя рассек его надвое.
Повстанцы побросали копья и обратились в бегство. Лю Бэй со своим
войском преследовал их. Невозможно было сосчитать пленных,
захваченных в этом бою.
Лю Бэй вернулся с великой победой. Сам Лю Янь встретил его и наградил
воинов.
На следующий день пришла весть от Гун Цзина, правителя округа
Цинчжоу. Слезно умоляя о помощи, он сообщал, что город окружен
повстанцами и вот-вот падет. Лю Янь держал совет с Лю Бэем, и тот
согласился оказать поддержку Гун Цзину. Лю Янь приказал Цзоу Цзину
вместе с Лю Бэем и его братьями во главе пятитысячного войска идти в
Цинчжоу.
Заметив приближающегося противника, повстанцы, осаждавшие город,
бросили один отряд в кровавый бой. Из-за малочисленности своих войск
Лю Бэю не удалось одержать победы, и он, отступив на тридцать ли
расположился лагерем.
– Мятежников много, а нас мало, – сказал своим братьям Лю Бэй, – их
можно победить только хитростью. Ты, Гуань Юй, с тысячей воинов
укроешься в горах слева, а Чжан Фэй тоже с тысячей воинов укроется в
горах справа. Сигналом к выступлению будут удары в гонг.
На другой день войска Лю Бэя и Цзоу Цзина под грохот барабанов
двинулись вперед. Желтые оказали яростное сопротивление, и воины Лю
Бэя отступили. Повстанцы преследовали их. Но едва лишь они перешли
горный хребет, как в войске Лю Бэя загремели гонги. В ту же минуту с двух
сторон выступили засевшие в горах отряды и завязался бой. Отступавшие
воины Лю Бэя по его сигналу повернулись и возобновили битву.
Желтые, которых стали теснить с трех сторон, обратились в бегство. Их
гнали до самых городских стен Цинчжоу. Там их встретил Гун Цзин,
возглавлявший отряд из горожан. Войско повстанцев было разбито, и
многие из них сложили свои головы.
Так осада с Цинчжоу была снята.
После того как Гун Цзин наградил победителей, Цзоу Цзин решил
вернуться к Лю Яню. Лю Бэй сказал ему:
– Я получил весть, что Лу Чжи сражается в Гуанцзуне против главаря
мятежников Чжан Цзяо. Лу Чжи был когда-то моим учителем, и мне
хотелось бы ему помочь.
Цзоу Цзин вернулся к Лю Яню, а Лю Бэй с братьями отправился в
Гуанцзун. Добравшись до лагеря Лу Чжи, Лю Бэй вошел в его шатер. Лу
Чжи очень обрадовался приходу Лю Бэя, и они долго беседовали, сидя
перед шатром.
В это время войско повстанцев, возглавляемое Чжан Цзяо, состояло из
ста пятидесяти тысяч человек, а у Лу Чжи было всего лишь пятьдесят
тысяч. Они долго сражались в Гуанцзуне, но победа не склонялась ни на
ту, ни на другую сторону.
– Я окружил мятежников здесь, а младшие братья их главаря, Чжан Лян и
Чжан Бао, стоят лагерем в Инчуани против Хуанфу Суна и Чжу Цзуня, –
сказал Лю Бэю Лу Чжи. – Я дам вам тысячу пеших и конных воинов,
отправляйтесь в Инчуань, разузнайте, каково там положение дел, а потом
назначим время нападения на Желтых.
Лю Бэй поднял войско и двинулся в Инчуань.
В это время Хуанфу Сун и Чжу Цзунь отразили все атаки повстанцев, и
последние, не имея успеха в открытом бою, отступили к Чаншэ и
соорудили там лагерь из ветвей и сухой травы. Хуанфу Сун и Чжу Цзунь
решили применить против них огневое нападение. По их приказанию все
воины заготовили по связке соломы и укрылись в засаде.
Ночью подул сильный ветер, и воины подожгли лагерь Желтых. Пламя
взметнулось к небу; повстанцы в панике бежали, не успев ни оседлать
коней, ни облачиться в латы. Их били до самого рассвета.
Чжан Ляну и Чжан Бао с остатками своих войск удалось вырваться на
дорогу. Но здесь им преградил путь отряд с развернутыми красными
знаменами. Впереди отряда ехал военачальник ростом в семь чи с
маленькими глазками и длинной бородой.
Это был Цао Цао, по прозванию Мын-дэ, родом из княжества Пэй. Отец
его Цао Сун происходил из рода Сяхоу, но так как он был приемным
сыном дворцового евнуха Цао Тэна, то носил фамилию Цао.
В отроческие годы Цао Цао увлекался охотой, любил петь и плясать, был
сообразителен и изворотлив. Как-то его дядя заметил, что Цао Цао сверх
всякой меры предается разгулу, и пожаловался отцу. Тот стал упрекать
сына.
Тогда у Цао Цао зародился коварный план. Однажды в присутствии дяди
он упал на пол и притворился, что его разбил паралич. Перепуганный дядя
поспешил к Цао Суну. Цао Сун пришел навестить сына, но Цао Цао
оказался совершенно здоровым.
– Дядя сказал мне, что ты заболел! – с удивлением воскликнул Цао Сун. –
Ты здоров?
– Я вовсе и не болел, – ответил Цао Цао. – Я просто лишился
расположения дяди, и он наговаривает вам на меня.
Цао Сун поверил сыну и перестал слушать дядю. Благодаря этому Цао
Цао вырос распущенным и своевольным.
Как-то некий Цяо Сюань, обладавший способностью предсказывать
будущее, сказал Цао Цао:
– В Поднебесной будет великая смута, и принести мир сможет лишь
человек, обладающий выдающимися талантами. Этим человеком
являетесь вы, господин.
В то время в Жунани жил мудрец Сюй Шао, который славился тем, что
умел разбираться в людях. Цао Цао поехал к нему и спросил:
– Скажите мне, что я за человек? Сюй Шао молчал. Цао Цао повторил
свой вопрос. – Вы способны дать миру порядок и способны внести в этот
мир смуту, – ответил тогда Сюй Шао.
Цао Цао был весьма доволен такой оценкой.
В двадцатилетнем возрасте, сдав экзамен, Цао Цао получил звание лана и
должность начальника уезда, расположенного к северу от столицы Лоян.
Прибыв к месту службы, он выставил у всех городских ворот стражников с
дубинками и дал им право наказывать нарушителей порядка, не делая при
этом исключения ни для богатых, ни для знатных. Однажды ночью был
схвачен и избит палками дядя придворного евнуха Цзянь Ши за то, что он
шел по улице с мечом. С этих пор нарушения закона прекратились, а Цао
Цао был повышен в чине.
Когда вспыхнуло восстание Желтых, Цао Цао получил звание ци-ду-вэй и
во главе пяти тысяч конных и пеших воинов отправился в Инчуань. Он как
раз и преградил путь отступавшим в беспорядке войскам Чжан Ляна и
Чжан Бао и устроил резню. Цао Цао перебил более десяти тысяч
повстанцев и захватил знамена, гонги, барабаны и множество коней. Чжан
Лян и Чжан Бао бежали с поля боя; Цао Цао после совета с Хуанфу Суном
и Чжу Цзунем отправился в погоню за повстанцами.
Лю Бэй с братьями вел свои войска в Инчуань. Заметив огонь, озаривший
небо, он поспешил на шум битвы. Когда они добрались до места боя,
повстанцы уже бежали, и Лю Бэй понял, что Хуанфу Сун и Чжу Цзунь
успели выполнить замысел Лу Чжи.
– Силы Чжан Ляна и Чжан Бао истощены, – сказал Лю Бэю Хуанфу Сун. –
Сейчас они побегут в Гуанцзун под защиту Чжан Цзяо. Лучше всего вам
отправиться туда.
Лю Бэй повернул обратно. На полпути братья повстречали конный отряд,
сопровождавший позорную колесницу для преступников. К удивлению
братьев, в колеснице той оказался сам Лу Чжи.
– Мое войско окружило Чжан Цзяо и разбило бы его, если бы он не прибег
к волшебству, – сказал братьям Лу Чжи. – К тому же из столицы приехал
евнух Цзо Фын, который стал шпионить за мной и потребовал с меня
взятку. Я ответил ему, что у меня самого не хватает припасов и нет денег.
Цзо Фын затаил против меня злобу и, вернувшись в столицу, стал
клеветать при дворе, будто я отсиживаюсь за высокими стенами, не воюю
и подрываю дух воинов. Императорский двор прислал чжун-лан-цзяна Дун
Чжо сместить меня с должности и отправить в столицу на суд.
Услышав рассказ, Чжан Фэй вскипел и схватился за меч. Он хотел
перебить стражу и освободить Лу Чжи. Лю Бэй поспешил удержать брата.
– Императорский двор сам все рассудит. Как можешь ты поступать столь
необдуманно?
Отряд, сопровождавший колесницу, в которой везли преступника, снова
двинулся в путь.
– Поскольку Лу Чжи арестован и войсками командует другой, не лучше ли
нам вернуться в Чжоцзюнь? – спросил Гуань Юй. – Зачем идти туда, где у
нас нет никакой опоры?
Лю Бэй согласился с ним, и они двинулись на север. Через два дня братья
вновь услышали шум битвы. Они поднялись на гору и увидели, что
ханьские императорские войска разбиты, а за ними, покрывая все поле до
самого горизонта, движутся повстанцы и на их знаменах написано:
«Войско полководца князя неба».
– Это Чжан Цзяо! – воскликнул Лю Бэй. – Скорее в бой!
Братья бросились в битву. Войско Чжан Цзяо, только что разгромившее
армию Дун Чжо и преследовавшее ее по пятам, дрогнуло от неожиданного
натиска.
Братья выручили Дун Чжо и проводили его в лагерь. Там Дун Чжо спросил
у них, какое положение они занимают. – Никакого, – ответил Лю Бэй.
Услышав это, Дун Чжо преисполнился презрением к храбрецам и
перестал соблюдать этикет по отношению к ним. Лю Бэй обиделся и
покинул шатер.
– Мы бросились в кровавую битву, чтобы спасти этого подлеца, –
возмущался Чжан Фэй, – а он оказался таким неблагодарным! Нет, я не
смирю свой гнев, пока не убью его!
И, выхватив меч, Чжан Фэй направился в шатер Дун Чжо.
Вот уж поистине правильно говорится:

   Деянья и думы людей сегодня, как древле, все те же.
   Кто может сказать: человек-герой он иль простолюдин?
   Попробуй на свете сыщи храбрей и проворней Чжан Фэя,
   Который обидчиков всех готов был повергнуть один.

О дальнейшей судьбе Дун Чжо вы узнаете в следующей главе.
Глава вторая

в которой речь будет идти о том, как Чжан Фэй в гневе избил ду-ю, и
о том, как Хэ Цзинь замыслил казнить евнухов

Дун Чжо был родом из Лунси. С тех пор как его назначили правителем
области Хэдун, он стал высокомерен. Но когда Чжан Фэй, возмущенный
отношением Дун Чжо к Лю Бэю, хотел убить его, Лю Бэй и Гуань Юй
удержали брата:
– Ведь он посланец императорского двора! Разве можно самовольно
поднять на него руку!
– Но если не убить этого наглеца, нам придется служить под его
начальством и выполнять его приказы! – кипятился Чжан Фэй. – Это уж
мне совсем не по нутру. Оставайтесь здесь, а я ухожу!
– Мы поклялись жить и умереть вместе, – возразил ему Лю Бэй. – Как же
можем мы покинуть друг друга? Лучше уж уйдем вместе.
– Хорошо, в таком случае я смиряю свой гнев, – заявил Чжан Фэй.
Ночью братья повели свой отряд к Чжу Цзуню. Чжу Цзунь принял их с
радостью, и они, соединив свои силы, выступили против Чжан Бао. В это
же время Цао Цао соединился с Хуанфу Суном, намереваясь разгромить
Чжан Ляна, и в Цюйяне произошла великая битва.
Чжу Цзунь атаковал Чжан Бао, который во главе повстанческого войска
численностью в восемьдесят-девяносто тысяч расположился за горами.
Чжу Цзунь послал вперед Лю Бэя. А Чжан Бао послал против него своего
помощника Гао Шэна. Чжан Фэй по команде Лю Бэя подхлестнул своего
коня и с копьем наперевес бросился на Гао Шэна. После нескольких
схваток Гао Шэн был сбит с коня, и Лю Бэй подал сигнал к наступлению.
Тогда Чжан Бао распустил волосы и, опершись на меч, стал творить
заклинание. Тотчас же завыл ветер, загрохотал гром и черная туча
спустилась с неба. Казалось, тысячи конных и пеших воинов хлынули из
этой тучи и вступили в бой. В войсках Лю Бэя началось смятение. Лю Бэй
поспешно отступил и обратился за советом к Чжу Цзуню. Тот сказал ему:
– Чжан Бао решил заняться колдовством, но я его перехитрю. Завтра мы
зарежем свиней, собак и баранов, соберем их кровь и устроим засаду в
горах. Как только мятежники станут нас преследовать, мы обрызгаем их
кровью, и все их волшебство потеряет силу.
Лю Бэй приказал Гуань Юю и Чжан Фэю с двумя тысячами воинов
укрыться в горах. На высоком холме установили сосуды с кровью свиней,
собак, баранов и прочими отбросами, а на другой день, когда повстанцы с
развернутыми знаменами и барабанным боем пошли в наступление, Лю
Бэй выступил им навстречу. Едва войска скрестили оружие, как Чжан Бао
сотворил заклинание. Подул ветер, загремел гром, взметнулся песок,
посыпались камни. Черная туча заслонила небо, и из нее, словно бурный
поток, понеслись на землю конные и пешие воины.
Лю Бэй обратился в бегство. Войско Чжан Бао, преследуя его, уже
перешло горы, как вдруг в войсках Гуань Юя и Чжан Фэя затрещали
хлопушки. Все отбросы полетели вниз с холма, и тут все увидели, что с
воздуха в беспорядке падают бумажные человечки и соломенные кони.
Прекратился ветер, утих гром, очистилось небо. Чжан Бао понял, что чары
его раскрыты, и пытался отступить, но слева на него напали войска Гуань
Юя, справа – Чжан Фэя, а Лю Бэй и Чжу Цзунь ударили в спину.
Армия повстанцев была разгромлена. Лю Бэй издали заметил знамя
полководца князя Земли и помчался туда. Чжан Бао бежал, а Лю Бэй,
выстрелив ему вдогонку из лука, попал в левую руку повыше локтя.
Раненый Чжан Бао укрылся в Янчэне.
Чжу Цзунь осадил город и послал гонцов с донесением к Хуанфу Суну.
Гонцы вскоре вернулись и доложили, что Хуанфу Сун одержал большую
победу и назначен на место Дун Чжо, который за это время потерпел
несколько поражений.
Когда Хуанфу Сун прибыл к месту назначения, Чжан Цзяо уже был убит, а
с императорскими войсками сражался его брат Чжан Лян. Хуанфу Сун
одержал подряд семь побед и зарубил Чжан Ляна в Цюйяне. Труп Чжан
Цзяо был выкопан из могилы и уничтожен, а отрубленная его голова
отправлена в столицу. Все остальные повстанцы сдались.
Далее гонцы сообщили, что Хуанфу Сун получил звание начальника
конницы и колесниц и назначен правителем округа Цзичжоу. Став
правителем, Хуанфу Сун отправил двору донесение, что Лу Чжи ни в чем
не повинен. Тот получил прощение и был восстановлен в прежнем звании.
Цао Цао за свои подвиги также был назначен на почетную должность и по
возвращении из похода отправился к месту службы.
Узнав обо всем этом, Чжу Цзунь с еще большей яростью стал штурмовать
Янчэн. Положение Желтых было крайне тяжелым. Тогда один из
повстанцев – Янь Чжэн, оказавшийся предателем, убил Чжан Бао и
сдался, поднеся Чжу Цзуню голову своего вождя. Чжу Цзунь навел
порядок в нескольких округах и сообщил императорскому двору о победе.
К тому времени оставшиеся в живых предводители повстанцев Чжао Хун,
Хань Чжун и Сунь Чжун успели собрать несколько десятков тысяч человек
и, объявив себя мстителями за Чжан Цзяо, вновь вступили в борьбу. Тогда
Чжу Цзунь получил императорское повеление двинуть против восставших
свои победоносные войска.
Желтые укрепились у Юаньчэна, где на них и напал Чжу Цзунь. Лю Бэю с
братьями он приказал пробиваться в город с юго-западной стороны. Когда
Хань Чжун со своими лучшими войсками бросился туда отбивать
нападение, сам Чжу Цзунь с двумя тысячами закованных в броню
всадников подступил к городу с северо-восточной стороны. Повстанцы,
боясь потерять Юаньчэн, оттянули часть войск с юго-запада. Тогда Лю Бэй
снова завязал ожесточенный бой. Желтые потерпели поражение и
укрылись за городскими стенами, а Чжу Цзунь окружил город. Осажденные
страдали от голода, и Хань Чжун через гонца известил Чжу Цзуня, что
согласен сдаться. Однако тот ответил отказом.
– В старину, когда Гао-цзу завоевывал Поднебесную, он считал
возможным призывать к покорности, – заметил Лю Бэй. – Почему же вы
отвергаете предложение Хань Чжуна?
– Времена не те, – возразил Чжу Цзунь. – В ту пору, при династиях Цинь и
Хань, в Поднебесной не было порядка, народ не имел правителя, и Гао-
цзу принимал и награждал покорившихся, чтобы привлечь их на свою
сторону. Ныне же государство едино и только Желтые задумали
бунтовать. Принять сейчас их покорность, значит поощрять к бунту других.
– Все это, конечно, верно, – согласился Лю Бэй, – но ведь повстанцы
окружены железным кольцом и, не имея возможности сдаться, будут
биться насмерть. Когда тысячи людей объединены единым стремлением,
им противостоять невозможно. Не лучше ли было бы оставить им путь для
бегства. Тогда, не желая принимать бой, они побегут из города, и мы
захватим их в плен.
Чжу Цзунь послушался совета Лю Бэя и, отведя свои войска с востока и
юга, ударил на город только с северо-запада. Как и предвидел Лю Бэй,
Хань Чжун вместе с повстанцами оставил город и бежал. Чжу Цзунь с Лю
Бэем и его братьями настигли противника и расправились с ним: Хань
Чжун был убит в бою, а остальные повстанцы рассеялись. Однако на
победителей неожиданно обрушились подоспевшие отряды Чжао Хуна и
Сунь Чжуна. Чжу Цзунь вынужден был отступить, и Чжао Хун,
воспользовавшись этим, снова овладел Юаньчэном.
Чжу Цзунь расположился в десяти ли от города и начал готовиться к
новому нападению. Он заметил, что с востока приближается отряд войск.
Во главе этого отряда ехал воин с большим лбом и открытым лицом,
широкий в плечах и тонкий в поясе. Звали его Сунь Цзянь, и был он
потомком знаменитого Сунь-цзы. Еще семнадцатилетним юношей
пришлось ему вместе с отцом быть на реке Цяньтан. Там он увидел около
десятка речных разбойников, деливших на берегу добычу, и сказал отцу:
– Батюшка, этих разбойников можно изловить!
И, выхватив меч, он бросился на берег с воинственным криком, будто
созывая своих людей. Разбойники с перепугу бросили награбленное и
ударились в бегство. Сунь Цзянь погнался за ними и убил одного из них.
Этим он прославился на весь округ и получил звание сяо-вэй. А когда Сюй
Чан из Хуэйцзи поднял мятеж и, провозгласив себя императором под
именем Ян-мин, собрал под свои знамена несколько десятков тысяч
человек, Сунь Цзянь и правитель округа возглавили тысячу храбрецов и в
союзе с другими округами и областями разгромили мятежников и убили
самого Сюй Чана и его сына. За этот подвиг Сунь Цзянь был назначен
начальником трех уездов. Ныне же, когда началось восстание Желтых,
Сунь Цзянь собрал деревенских молодцов, мелких торговцев и около двух
тысяч отборных воинов из Хуайсы и выступил против повстанцев.
Узнав Сунь Цзяня, Чжу Цзунь обрадовался и предложил ему участвовать в
нападении на город.
Под ударами объединенных сил Чжу Цзуня и Сунь Цзяня повстанцы
понесли тяжелые потери: многие были убиты, а пленных невозможно
было сосчитать. Так в нескольких десятках областей был водворен мир.
Чжу Цзунь возвратился в столицу. Ему пожаловали звание начальника
конницы и колесниц и назначили правителем Хэнани. Он представил
также доклад о подвигах Сунь Цзяня и Лю Бэя. Сунь Цзянь при поддержке
друзей быстро получил назначение и отбыл к месту службы. А Лю Бэю
пришлось ждать долго, и все понапрасну. Братья загрустили.
Прогуливаясь однажды по улице, Лю Бэй повстречал ехавшего в коляске
придворного чиновника Чжан Цзюня и рассказал ему о себе.
Взволнованный Чжан Цзюнь отправился во дворец и доложил
императору:
– Желтые восстали потому, что десять ваших придворных евнухов торгуют
должностями и титулами. Близкие им люди получают высокие должности,
а недовольных они предают казни. Это они виною тому, что в
Поднебесной пошла смута! Казните евнухов, выставьте их головы в
южном предместье, возвестите об этом повсюду, щедро наградите тех, кто
имеет заслуги, и только тогда в Поднебесной наступит спокойствие!..
– Чжан Цзюнь обманывает вас, государь, – уверяли евнухи.
Император велел увести Чжан Цзюня, а евнухи стали совещаться между
собой:
– Должно быть, негодует кто-либо из тех, кто в войне с Желтыми совершил
подвиг, но не получил награды!
Евнухи приказали составить списки людей с малоизвестными фамилиями
для назначения их на должности. В числе прочих оказался и Лю Бэй,
который получил должность начальника уезда Аньси. Он без промедления
отправился туда, предварительно распустив своих воинов по домам и
взяв с собой лишь Гуань Юя, Чжан Фэя да еще человек двадцать наиболее
близких ему.
Вступив в должность, Лю Бэй ввел такие порядки, что спустя месяц в его
уезде не стало преступлений. Братья ели и пили за одним столом, спали
на одном ложе; когда же Лю Бэй принимал гостей, Гуань Юй и Чжан Фэй
стояли рядом, прислуживая ему.
Но вскоре императорский двор возвестил о разжаловании всех, кто
получил гражданские должности за военные заслуги. Эта участь угрожала
и Лю Бэю. Как раз в это время в уезд прибыл ду-ю, совершавший поездку
по подведомственной ему области. Лю Бэй вышел ему навстречу и принял
его с надлежащими церемониями. Но ду-ю высказал Лю Бэю
пренебрежение и только слегка махнул плетью в ответ на приветствие.
Это вывело из себя Гуань Юя и Чжан Фэя.
Расположившись на подворье, ду-ю уселся на возвышении в зале, а Лю
Бэй остался стоять у ступеней. После продолжительного молчания ду-ю
спросил:
– Начальник уезда Лю Бэй, кто ты родом?
– Я потомок Чжуншаньского вана, – ответил Лю Бэй. – Со времени
разгрома Желтых в Чжоцзюне я участвовал в тридцати больших и малых
битвах и за свои заслуги получил должность.
– Ты лжешь! – закричал ду-ю. – Ты не родственник императора, и заслуг у
тебя никаких нет! У меня есть приказ разжаловать таких самозванцев!
Лю Бэй пробормотал что-то в ответ и удалился, решив посоветоваться со
своими братьями.
– Просто он хочет получить взятку, – сказали братья, – и тогда все
высокомерие с него слетит.
– Я народ не обираю, – возразил Лю Бэй, – и я не дам ему взятки!
На другой день ду-ю вызвал к себе чиновников и велел писать жалобу, что
якобы начальник уезда притесняет народ. Лю Бэй несколько раз пытался
проникнуть к ду-ю, но стража у ворот не впускала его.
Тем временем, осушив с горя не один кубок вина, Чжан Фэй верхом
проезжал мимо подворья. У ворот стояла толпа плачущих стариков.
– Что случилось? – спросил Чжан Фэй.
– Ду-ю вынуждает чиновников оклеветать Лю Бэя, и мы пришли за него
вступиться, – отвечали старики. – Да вот стражники не только не впускают
нас, но еще и бьют.
Глаза Чжан Фэя загорелись гневом. Он спрыгнул с коня и бросился к
воротам. Стража пыталась его задержать, но он растолкал всех и
ворвался в зал. Ду-ю восседал на возвышении, а связанные чиновники
валялись на полу.
– Разбойник! Притеснитель народа! – закричал Чжан Фэй. – Ты узнаёшь
меня?
Не успел ду-ю открыть рта, как Чжан Фэй схватил его за волосы,
вышвырнул из зала и тут же перед домом привязал к коновязи. Затем
Чжан Фэй сломал ивовый прут и принялся хлестать ду-ю пониже спины.
Хлестал он его до тех пор, пока прут не разлетелся на мелкие куски.
Встревоженный поднявшимся шумом, Лю Бэй вышел узнать, что
случилось. Увидев Чжан Фэя, расправляющегося с ду-ю, он испуганно
спросил, в чем дело.
– Что же это будет, если не убивать таких вот злодеев, издевающихся над
народом! – воскликнул Чжан Фэй.
– Уважаемый Лю Бэй, спасите мне жизнь! – жалобно взмолился ду-ю.
Лю Бэй был человеком по природе мягким и приказал Чжан Фэю
остановиться. Тут как раз подошел и Гуань Юй и обратился к Лю Бэю с
такими словами:
– Брат мой, за многие свои подвиги вы получили лишь должность уездного
начальника, а теперь еще вас смеет оскорблять какой-то негодяй ду-ю.
Думается мне, что не место фениксу вить гнездо в зарослях терновника!
Убейте лучше этого ду-ю, оставьте должность и возвращайтесь в родную
деревню. Там мы придумаем что-либо достойное вас.
Лю Бэй повесил на шею ду-ю свой пояс с печатью и пригрозил:
– Помни, если я услышу, что ты притесняешь народ, я сам тебя убью. На
этот раз я прощаю тебя. Вот возьми мой пояс с печатью – я ухожу отсюда.
Ду-ю уехал и пожаловался правителю округа Динчжоу. Тот послал
донесение в уголовный приказ, и оттуда отправили людей на розыски Лю
Бэя и его братьев. Но те были уже в Дайчжоу, у Лю Хуэя, который знал, что
Лю Бэй родственник императорской семьи, и укрыл его у себя, ни о чем не
спрашивая.
Полностью захватив власть в свои руки, десять придворных евнухов не
хотели больше никого признавать. Любого, кто осмеливался им
противиться, они казнили. Требуя денег с каждого военачальника,
принимавшего участие в битвах с Желтыми, они лишали должностей всех,
кто уклонялся от этой дани. Хуанфу Сун и Чжу Цзунь отказались делать
подношения евнухам, и тогда евнух Чжао Чжун составил на них донос, по
которому их отстранили от службы. Император назначил Чжао Чжуна
начальником конницы и колесниц, а Чжан Жану и другим евнухам
пожаловал титулы хоу. Самовластие евнухов росло, народ роптал.
В это время в Чанша поднял восстание некий Цюй Син; в Юйяне восстали
Чжан Цзюй и Чжан Чунь. Цюй Син провозгласил себя Сыном неба, а Чжан
Чунь – полководцем.
На имя императора, как снег, сыпались жалобы. Но евнухи их
припрятывали. Однажды, когда император пировал с евнухами в саду,
перед ним предстал сильно опечаленный тай-фу Лю Тао.
перед ним предстал сильно опечаленный тай-фу Лю Тао.
– Поднебесная в опасности, – с горечью промолвил он, – а вы, государь, с
утра до вечера пируете с дворцовыми евнухами.
– В стране царит спокойствие, где ты видишь опасность? – спросил
император.
– Повсюду поднимаются восстания, мятежники захватывают города и
уезды, – отвечал Лю Тао. – И все эти бедствия происходят из-за ваших
придворных евнухов. Все честные люди оставили службу при дворе. Нас
ждет несчастье!
Евнухи, обнажив головы, упали перед императором на колени и
взмолились:
– Если мы вам неугодны, государь, то и жить нам незачем. Мы молим о
пощаде, отпустите нас по домам, и мы своим имуществом оплатим
военные расходы.
Тут евнухи залились слезами.
– У тебя ведь тоже есть слуги, почему же ты ненавидишь моих? – закричал
император на Лю Тао и велел страже схватить и обезглавить его.
– Смерть меня не страшит! – воскликнул Лю Тао. – Я скорблю о судьбе
Ханьской династии, четыреста лет правившей Поднебесной.
Стража вывела Лю Тао, чтобы исполнить повеление, но по пути один из
сановников остановил их:
– Не трогайте его! Подождите, пока я поговорю с Сыном неба.
Это был сы-ту Чжэнь Дань. Он вошел во дворец и обратился к императору
с просьбой объяснить, за какое преступление собираются казнить Лю Тао.
– Он поносил наших верных слуг и оскорбил нас лично, – заявил
император.
– Государь, народ Поднебесной готов съесть евнухов живьем, а вы их
почитаете, словно это ваши родители! – воскликнул Чжэнь Дань. – За
какие заслуги пожаловали вы им титулы хоу? Или вы забыли, что Фын Сюй
был в связи с Желтыми и хотел устроить смуту во дворце? Если вы не
разберетесь во всем этом, государь, вашему высочайшему роду грозит
гибель!
– Никем не доказано, что Фын Сюй затевал смуту, – возразил император. –
Да разве среди евнухов нет людей верных мне?
Чжэнь Дань пал ниц перед ступенями трона, но обличений своих не
прекратил. Разгневанный император велел вывести его из дворца и
бросить в тюрьму вместе с Лю Тао. В ту же ночь обоих узников убили. Так
евнухи отомстили Чжэнь Даню.
Императорским указом Сунь Цзянь был назначен правителем области
Чанша с повелением уничтожить Цюй Сина. Не прошло и двух месяцев,
как прибыло донесение о водворении мира в Цзянся. За это Сунь Цзянь
получил титул Учэнского хоу.
Лю Юй, назначенный на должность правителя округа Ючжоу, выступил
против мятежников Чжан Цзюя и Чжан Чуня. Правитель округа Дайчжоу –
Лю Хуэй в своем письме расхваливал ему Лю Бэя. Лю Юй назначил Лю
Бэя своим военачальником и послал его на усмирение мятежа. В
несколько дней Лю Бэю удалось сломить дух сопротивления восставших и
вызвать раздоры в их стане. Один из восставших убил Чжан Чуня и выдал
его отрубленную голову. После этого остальные повстанцы сдались, Чжан
Цзюй повесился, и в Юйяне водворилось спокойствие.
Лю Юй и Гунсунь Цзань отправили донесение двору о великих подвигах
Лю Бэя. Лю Бэй получил прощение за избиение ду-ю и был назначен
правителем богатого уезда Пинъюань.
В четвертом месяце шестого года периода Чжун-пин [189 г.] император
Лин-ди тяжело заболел и повелел вызвать к себе полководца Хэ Цзиня.
Хэ Цзинь происходил из семьи простого мясника, но его младшая сестра
была взята во дворец наложницей и родила императору сына Бяня,
вследствие чего она стала императрицей, а Хэ Цзинь приобрел большую
силу.
У императора был еще один сын по имени Се от горячо любимой им
красавицы Ван. Императрица Хэ из ревности отравила красавицу Ван, и
сын императора Се воспитывался во дворце вдовствующей императрицы
Дун, матери императора Лин-ди. Императрица Дун была женой Дутинского
хоу Лю Чжана. Но император Хуань-ди, правивший в то время, не имел
детей и усыновил сына Дутинского хоу, который впоследствии стал
императором под именем Лин-ди. Унаследовав власть, Лин-ди взял мать
во дворец и дал ей титул тай-хоу – вдовствующей императрицы.
Вдовствующая императрица Дун настаивала, чтобы Лин-ди сделал своим
наследником сына Се, и император, любивший Се, был склонен к этому.
Когда император заболел, евнух Цзянь Ши сказал ему:
– Если вы хотите сделать наследником престола Се, сначала убейте Хэ
Цзиня, чтобы предотвратить бедственные последствия.
Император повелел вызвать Хэ Цзиня во дворец, но по дороге Хэ Цзиня
предупредили:
– Не являйтесь во дворец – Цзянь Ши хочет вас убить.
Хэ Цзинь, сильно испугавшись, поспешил домой и созвал сановников,
чтобы посоветоваться, как избавиться от евнухов.
– Влияние евнухов началось еще во время императоров Чун-ди и Чжи-
ди, – сказал один из присутствующих, – и, как сорная трава, опутало весь
императорский двор. Возможно ли уничтожить это зло? Если мы не
сумеем сохранить тайну, наши семьи погибнут. Обдумайте все
хорошенько.
Хэ Цзинь посмотрел на говорившего – это был сяо-вэй Цао Цао.
– Ты сам из мелкого рода, что ты смыслишь в великих государственных
делах? – прикрикнул на него Хэ Цзинь.
В эту минуту доложили, что император почил, но евнухи решили не
объявлять о его смерти и призывают во дворец дядю императора Хэ
Цзиня. В подложном завещании они назвали наследником престола сына
императора Се. Вслед за этим известием прибыл приказ Хэ Цзиню явиться
во дворец.
– Сейчас прежде всего необходимо возвести на престол нового
императора, а потом заняться злодеями, – сказал Цао Цао.
– У кого хватит смелости пойти со мной на такое дело? – спросил Хэ
Цзинь.
– Дайте мне пять тысяч отборных воинов, мы ворвемся во дворец,
возведем на престол нового государя, перебьем евнухов и установим
порядок в Поднебесной! – тотчас же отозвался Юань Шао, находившийся
среди присутствующих.
Юань Шао был сыном сы-ту Юань Фына и состоял в должности
придворного сы-ли. Хэ Цзинь с радостью отобрал для него пять тысяч
воинов из императорской охраны. Юань Шао облачился в доспехи. Хэ
Цзинь, сопровождаемый сановниками, явился в зал дворца и тут же перед
гробом Лин-ди посадил на трон наследника Бяня. После окончания
церемонии все сановники почтительно поклонились новому императору. В
эту минуту вошел Юань Шао, чтобы арестовать евнуха Цзянь Ши, но тот
успел выскочить в дворцовый сад и спрятаться в цветах. Все же он был
найден и убит там евнухом Го Шэном. Все войска, находившиеся под
командованием Цзянь Ши, сдались.
– Сейчас самый удобный момент перебить всех евнухов, – сказал Юань
Шао, обращаясь к Хэ Цзиню.
Чжан Жан слышал это и поспешил с жалобами к императрице Хэ.
– Хэ Цзиня хотел убить Цзянь Ши, а мы тут ни при чем, – уверял он
императрицу. – Теперь он, слушая наветы Юань Шао, собирается
перебить нас всех. Пожалейте нас, матушка!
– Не бойтесь, я защищу вас, – успокоила Чжан Жана императрица.
Она послала за своим братом и, когда тот пришел, тайком сказала ему:
– Мы с тобой люди низкого происхождения, и если бы не Чжан Жан, как бы
мы приобрели богатство и знатность? Цзянь Ши погиб из-за своей
жестокости, и поделом ему! Но зачем слушаться чьих-то наговоров и
убивать всех евнухов?
Выслушав императрицу, Хэ Цзинь созвал чиновников и объявил им:
– Цзянь Ши замышлял меня убить – уничтожьте весь его род, остальных
евнухов оставьте.
– Если не вырвать эту сорную траву с корнем, мы сами погибнем, –
возразил Юань Шао.
– Я уже объявил свое решение и больше не хочу ничего слушать, –
оборвал его Хэ Цзинь, и чиновники разошлись.
Через несколько дней императрица Хэ назначила Хэ Цзиня на должность
шан-шу, другие его приверженцы тоже получили высокие посты. Тогда
вдовствующая императрица Дун пригласила Чжан Жана и других евнухов
к себе во дворец на совет.
– Я первая возвысила сестру Хэ Цзиня, – сказала она. – Теперь сын ее на
троне, все сановники ее поддерживают, и влияние ее возросло очень
сильно. Как же быть нам?
– Матушка, вы можете управлять государственными делами негласно, –
сказал Чжан Жан. – Дайте сыну императора Се титул вана, назначьте
своего брата Дун Чжуна на высокую военную должность, наконец
используйте нас, и тогда можно будет вершить великие дела!
На следующий день вдовствующая императрица Дун созвала двор и
объявила сына императора Се ваном Чэнь-лю, а Дун Чжуну присвоила
звание бяо-ци-цзян-цзюнь. Чжан Жан и другие евнухи снова взяли бразды
правления в свои руки.
Императрица Хэ пришла в волнение. Она устроила пир в своем дворце и
пригласила вдовствующую императрицу Дун. В разгар пира императрица
Хэ встала, подняла кубок и сказала:
– Мы женщины, и вмешиваться в государственные дела нам не следует.
Ведь в старину, когда императрица Люй-хоу взяла слишком большую
власть, весь ее род, более тысячи человек, был уничтожен. Нам,
женщинам, следует жить в своих покоях, а великие дела предоставить
государственным мужам – так будет лучше для Поднебесной. Полагаю,
что вы поступите именно таким образом.
– Это ты из ревности отравила красавицу Ван, а теперь с помощью брата
посадила на престол сына! – в гневе воскликнула императрица Дун. – Не
слишком заносись, ведь стоит мне только приказать своему брату Дун
Чжуну, и голова твоего брата слетит с плеч!
– Зачем гневаться? – сдерживая злобу, произнесла императрица Хэ. – Я
пытаюсь уговорить вас добром…
– Что вы вообще смыслите! Вы, невежественные мясники! – язвительно
бросила императрица Дун.
Ссора разгоралась. Чжан Жану и другим евнухам едва удалось уговорить
женщин разойтись по своим покоям.
Ночью императрица Хэ вызвала к себе своего брата Хэ Цзиня и
рассказала ему о случившемся. Хэ Цзинь тотчас же пригласил на совет
трех гунов, а наутро были созваны все придворные, и чиновник возвестил,
что императрица Дун, будучи всего лишь побочной женой князя
зависимого удела, не имеет права проживать в императорском дворце –
ее место в Хэцзяне, и она должна покинуть столицу еще до заката солнца.
Тут же была назначена свита для сопровождения императрицы Дун. Тем
временем дворцовая стража окружила дом Дун Чжуна и потребовала у
него государственные регалии – пояс с печатью. Попав в ловушку, Дун
Чжун перерезал себе горло. Домашние его подняли было вопли, но их
быстро заставили замолчать.
Прослышав об изгнании императрицы Дун, евнухи Чжан Жан и Дуань Гуй
бросились с дарами золота и жемчуга к младшему брату Хэ Цзиня – Хэ
Мяо и его матери и стали молить их заступиться за них перед
императрицей Хэ. Так евнухам снова улыбнулось счастье.
Месяц спустя тайно подосланный Хэ Цзинем человек отравил
императрицу Дун в ее поместье в Хэцзяне. Останки ее перевезли в
столицу, чтобы похоронить на императорском кладбище. Хэ Цзинь на
похоронах не присутствовал, сославшись на болезнь. Юань Шао пришел
повидаться с Хэ Цзинем и сказал ему так:
– Чжан Жан и Дуань Гуй распространяют слухи, что вы отравили
императрицу Дун и хотите занять трон. Если вы не воспользуетесь этим
предлогом, чтобы перебить евнухов, нас ждут великие беды. В свое время
попытка Доу У покончить с дворцовыми евнухами не удалась потому, что
он не сумел сохранить в тайне свои замыслы. Вы и братья ваши – люди
храбрые и умные, стоит вам только приложить усилия, как все окажется в
ваших руках. Небо посылает вам удобный случай, не теряйте его!
– Погодите, дайте мне подумать, – сказал Хэ Цзинь.
Об этом разговоре слуги доложили Чжан Жану. Евнухи опять поднесли
богатые дары Хэ Мяо, тогда он отправился к императрице Хэ и заявил ей,
что Хэ Цзинь, являясь главной опорой нового императора, очень жесток и
помышляет только об убийствах. Вот и сейчас он безо всякой причины
хочет перебить придворных евнухов.
– Это может привести только к смуте! – закончил Хэ Мяо.
Императрица вняла его словам и, когда пришел Хэ Цзинь, чтобы сообщить
ей о своем намерении, сказала ему так:
– Евнухи давно управляют делами ханьского двора, и если убить старых
слуг сразу же после того, как император покинул сей мир, это будет
воспринято как неуважение к памяти усопшего.
Хэ Цзинь не нашел, что возразить, и, вернувшись к Юань Шао, сказал ему:
– Императрица не соглашается, что же нам делать?
– Созовите в столицу доблестных полководцев с их войсками и перебейте
евнухов, – предложил Юань Шао. – Неважно, что императрица не дала
своего согласия.
– Это прекрасный план! – воскликнул Хэ Цзинь. Он не стал медлить и тут
же заготовил указ о том, чтобы со всех городов полководцы шли в столицу.
– Не делайте этого! – запротестовал чжу-бо Чэнь Линь. – Пословица
недаром гласит: «Ловить ласточек с закрытыми глазами – обманывать
самого себя». Если уж в таком пустячном деле вы не можете добиться
своими силами желаемого, тогда как же вы будете поступать в важнейших
государственных делах? Действуя от имени Сына неба и имея в своем
распоряжении войско, вы и так можете делать все, что пожелаете. Но
собирать все войска, чтобы убить нескольких евнухов, это все равно что
разжигать печь, для того чтобы сжечь один волосок! Действуйте быстро,
бейте без промаха – тогда ни небо, ни люди не станут вам противиться.
Когда же вы созовете в столицу полководцев и они соберутся… У каждого
из этих героев есть свои собственные устремления… Положение у вас
будет не лучше, чем если бы вы приставили копье острием к своей груди, а
древко его отдали в руки врага! Успеха безусловно не будет, но смуты
пойдут.
– Это мнение труса! – с насмешкой заметил Хэ Цзинь.
При этом человек, стоявший рядом, хлопнул в ладоши и громко засмеялся:
– Чего тут долго решать! Ведь сделать это так же легко, как махнуть рукой.
Хэ Цзинь обернулся. Это сказал не кто иной, как Цао Цао. Вот уж
действительно:

   Хочешь рассеять смуту на самой ее заре –
   Слушай благие советы мудрых людей при дворе.

О том, что еще сказал Цао Цао, вы узнаете в следующей главе.
Глава третья

в которой повествуется о том, как Дун Чжо погубил Дин Юаня, и о
том, как Ли Су подкупил Люй Бу

В тот же день Цао Цао сказал Хэ Цзиню:
– В несчастьях теперь, как и прежде, повинны евнухи. Государю не
следовало бы наделять их властью и оказывать им милости, ибо это
толкает их на злые умыслы. Если уничтожать зло, так уничтожать с корнем!
Для этого достаточно одного тюремного смотрителя. К чему призывать
войска со стороны? Если вы задумали убить всех евнухов, то дело это
раскроется и, как мне кажется, провалится.
– Так, может быть, у вас есть свои соображения? – сердито спросил Хэ
Цзинь.
– Это вы, Хэ Цзинь, творите смуту в Поднебесной! – резко ответил ему Цао
Цао.
Хэ Цзинь все же тайно разослал гонцов с секретным приказом во все
города.
Приказ явиться в столицу пришелся на руку цы-ши округа Силян – Дун
Чжо. Когда-то за свою неудачную попытку разбить Желтых Дун Чжо
должен был понести наказание, но, подкупив клику придворных евнухов,
он вновь обрел расположение двора и был назначен на большую
должность, наделен широкими правами и получил в подчинение
двухсоттысячное войско округа Сичжоу. Тем не менее у него иногда
прорывались далеко не верноподданнические чувства. Получив приказ,
Дун Чжо тотчас же поднял войска и вместе с Ли Цзюэ, Го Сы, Чжан Цзи и
Фань Чоу двинулся в Лоян, оставив своего зятя Ню Фу охранять Западную
Шэньси. Однако советник Ли Жу предупредил его:
– В приказе, нами полученном, много неясного. Почему бы вам не послать
вперед гонца с письмом? Если вы про себя назовете вещи своими
именами, а на словах выразите покорность, то можете задумывать
великое дело!
Дун Чжо так и поступил. В отправленном им Хэ Цзиню письме говорилось:

   «Мне довелось слышать, что причиной непрекращающихся смут в Поднебесной
   является клика дворцовых евнухов во главе с Чжан Жаном, которая вызывающе
   держит себя по отношению к императорской власти. Чтобы прекратить кипение
   котла, как известно, лучше всего разбросать горящий под ним хворост. Хоть и
   бывает больно, когда вскрывают нарыв, но все же это лучше, чем принять яд в
   пище. Я осмелюсь выполнить ваш приказ о вступлении с войском в Лоян лишь в
   том случае, если вам удастся испросить у Сына неба позволения устранить
   Чжан Жана и его приспешников. Это будет великим счастьем для династии, это
   будет великим счастьем для Поднебесной!»

Прочитав послание, Хэ Цзинь показал его сановникам.
– Дун Чжо – лютый волк, – заявил ши-юй-ши Чжэн Тай. – Только впустите
его в столицу, и он пожрет всех!
– Ты слишком мнителен и недостоин вершить великие дела, – возразил
ему Хэ Цзинь.
– Мне хорошо известно, что за человек Дун Чжо, – поддержал Чжэн Тая Лу
Чжи. – У этого невинного с виду ягненка волчье сердце! Едва он вступит в
столицу, как сразу же пойдет смута. Лучше запретите ему являться сюда!
Хэ Цзинь не послушался советов; тогда Чжэн Тай и Лу Чжи покинули свои
посты. Вслед за ними ушло более половины всех придворных сановников.
Лишь тогда Хэ Цзинь послал гонцов в Миньчи навстречу Дун Чжо. Тут-то и
выяснилось, что Дун Чжо с войсками вовсе никуда и не двигался!
Евнухи же, узнав о том, что в столицу стягиваются войска, поговаривали
между собой:
– Это все козни Хэ Цзиня. Если мы не начнем действовать первыми –
сами погибнем.
Они устроили засаду, спрятав своих головорезов у ворот дворца, ведущих
в зал Вечного блаженства, а сами отправились к императрице Хэ.
– Ваш брат разослал подложный приказ, призывая войска в столицу, –
заявили они. – Умоляем вас, матушка, пожалейте и спасите нас!
– А вы бы сами пошли к нему с повинной, – произнесла императрица.
– Он изрубит нас в куски, как только мы покажемся ему на глаза! –
воскликнул Чжан Жан. – Лучше вы, матушка, позовите его и прикажите
уняться. Если он не послушается, мы просим одного – умереть на ваших
глазах!
Императрица повелела позвать Хэ Цзиня, но когда тот собрался во
дворец, начальник императорской канцелярии Чэнь Линь остановил его:
– Государыня призывает вас к себе по наущению евнухов. Не ходите!
Если пойдете – случится беда!
– Меня зовет императрица, – возразил Хэ Цзинь, – какая может быть беда!
– Заговор уже раскрыт. Зачем вы сами идете во дворец? – спросил Юань
Шао.
– Надо сначала вызвать оттуда евнухов, а потом можно пойти, – добавил
Цао Цао.
– Это уж совсем по-детски! – насмешливо заметил Хэ Цзинь. – Я держу в
руках всю Поднебесную! Что осмелятся сделать со мной евнухи?
– Если вы твердо решили идти, то мы на всякий случай возьмем с собой
латников, – сказал Юань Шао.
По его приказу отряд из пятисот воинов под командой одетого в панцырь
Юань Шу, брата Юань Шао, остановился у первых ворот дворца, а Юань
Шао и Цао Цао, вооруженные мечами, сопровождали Хэ Цзиня. У входа в
зал Вечного блаженства его встретили евнухи, которые заявили от имени
императрицы:
– Государыня вызывает великого полководца одного, остальных впускать
не велено.
Юань Шао и Цао Цао в числе прочих остались за дверями зала, а Хэ Цзинь
с гордым видом прошествовал дальше. У дверей, ведущих в дворцовые
покои, навстречу ему вышли Чжан Жан, Дуань Гуй и другие евнухи; они
сомкнулись вокруг него кольцом. Хэ Цзинь струсил не на шутку.
– За какое преступление отравлена императрица Дун? – угрожающе
спросил его Чжан Жан. – Кто притворился больным во время похорон и не
оказал ей почестей? Тебя, торговца, человека низкого происхождения, мы
представили Сыну неба, только лишь поэтому ты достиг славы и почета!
Ты же не пожелал отплатить нам добром, а, напротив, замышляешь зло!
Ты обвиняешь нас в грязных проделках, но чист ли ты сам?
Хэ Цзинь заметался в поисках выхода, но ворота были крепко заперты. В
эту минуту из засады выскочили вооруженные люди, бросились на Хэ
Цзиня и разрубили его надвое. Об этом событии потомки сложили стихи:

   Судьба династии Хань готова вот-вот оборваться.
   Трех гунов Хэ Цзинь заменил, но думал ли он о конце?
   Советами преданных слуг и верных друзей пренебрег он –
   И смерти лихой от меча не избежал во дворце.

Так Чжан Жан и другие евнухи расправились с Хэ Цзинем.
Волнуясь в ожидании Хэ Цзиня, Юань Шао время от времени взывал у
ворот:
– Великий полководец, пора ехать!
В ответ Чжан Жан перебросил ему через стену отрубленную голову Хэ
Цзиня и заявил:
– Хэ Цзинь убит за свое вероломство. Всем его соучастникам объявляется
прощение.
– На помощь, ко мне! Евнухи коварно убили опору государя! – закричал
Юань Шао. – Перебьем эту разбойничью шайку!
Один из военачальников Хэ Цзиня по имени У Куан поджег ворота. Воины
отряда Юань Шу ворвались во дворец и стали избивать евнухов, не
разбирая ни возраста, ни чинов. Юань Шао и Цао Цао бросились во
внутреннюю часть дворца. Чжао Чжун, Чэн Куай, Ся Хуэй и Го Шэн
укрылись от преследователей в садовой беседке, где и были зарублены.
Языки пламени, вспыхнувшего во дворце, взметнулись к небу. Чжан Жан,
Дуань Гуй, Цао Цзе и Хоу Лань, схватив императрицу Хэ с наследником и
вана Чэнь-лю, бежали во Внутренние покой, а оттуда в северный дворец.
Тут их перехватил Лу Чжи. Он еще не успел покинуть столицу и, как только
узнал о перевороте, облачился в латы, взял копье и поспешил к воротам
дворца. Увидев, что Дуань Гуй тащит за собой императрицу, Лу Чжи
закричал во весь голос:
– Разбойник! Как ты смеешь похищать императрицу!
Дуань Гуй обратился в бегство. Императрица выпрыгнула в окно. Лу Чжи
кинулся к ней и помог укрыться в безопасном месте.
У Куан, ворвавшись в один из внутренних залов дворца, увидел там Хэ
Мяо с мечом в руке.
– И ты строил козни против своего брата! – загремел У Куан. – Погибни же
вместе со всеми!
– Смерть злодею! – кричали люди.
Хэ Мяо попытался бежать, но был окружен и изрублен. Юань Шао
приказал воинам рассыпаться и уничтожать всех, кто принадлежал к
семьям дворцовых евнухов, убивать без разбора – старых и малых. При
этом по ошибке было перебито много безбородых людей, принятых за
евнухов.
Цао Цао помог потушить пожар во дворце, упросил императрицу принять
на себя управление и послал погоню за Чжан Жаном, чтобы спасти
малолетнего императора.
А тем временем Чжан Жан и Дуань Гуй с императором и ваном Чэнь-лю,
прорвавшись сквозь дым и огонь, бежали в Бэйманские горы. Ночью они
слышали позади себя шум – их настигала погоня. Впереди скакал
чиновник по имени Минь Гун и кричал изо всех сил:
– Стойте, злодеи!
Чжан Жан, видя, что положение безнадежно, бросился в реку, где и
утонул. Император и ван Чэнь-лю, не понимая, что происходит, боялись
откликнуться и спрятались в густом тростнике на берегу реки. Их искали
повсюду, но не нашли. Они скрывались в своем убежище до четвертой
стражи. Выпала роса. Промокшие и голодные, мальчики сидели и
потихоньку плакали, боясь, как бы люди не обнаружили их по голосам.
– Здесь долго оставаться нельзя, – сказал ван Чэнь-лю, – надо искать
дорогу.
Связав одежду в узелок, они стали карабкаться вверх по берегу.
Пробираясь в темноте сквозь колючий кустарник, они не могли различить
дорогу и стали уже приходить в отчаяние, как вдруг сотни тысяч
светлячков вспыхнули и закружились перед императором.
– Небо помогает нам, брат! – воскликнул ван Чэнь-Лю.
Мальчики пустились в путь, следуя за светлячками, и вскоре выбрались на
дорогу. За ночь они так измучились, что валились с ног, и, заметив стог
соломы возле какого-то дома, прилегли отдохнуть.
Хозяину дома как раз в эту ночь приснилось, что два красных солнца
опустились за его жильем. Встревоженный таким предзнаменованием, он
оделся и вышел во двор. Его ослепило яркое сияние, подымавшееся к
небу из-за стога соломы.
– Чьи вы дети? – спросил хозяин, подойдя поближе и заметив мальчиков.
Император был слишком напуган и молчал, а ван Чэнь-лю, указывая на
него, произнес:
– Это наш император – он бежал из-за смуты, поднятой евнухами. А я –
его брат, ван Чэнь-лю.
Взволнованный хозяин, низко кланяясь, сказал:
– Я – Цуй И, брат бывшего сы-ту Цуй Ле. Я возненавидел евнухов, когда
узнал, что они продают должности, и поэтому скрываюсь здесь.
Он ввел императора в дом, опустился перед ним на колени и предложил
пищу и вино.
В ту же ночь Минь Гун, преследовавший Дуань Гуя, догнал его и спросил,
где Сын неба. Дуань Гуй отвечал, что потерял его на полдороге и ничего о
нем не знает. Без дальнейших разговоров Минь Гун уложил евнуха на
месте, повесил его отрубленную голову на шею своего коня, затем
разослал людей во все стороны и сам тоже отправился на поиски.
Так, едучи в одиночестве, он оказался возле дома Цуй И. Отвечая на
расспросы хозяина, Минь Гун рассказал ему обо всем. Тогда Цуй И ввел
его в дом, где находился император. Сын неба и подданный горько
заплакали.
– Поднебесная ни одного дня не может оставаться без повелителя, –
сказал Минь Гун. – Прошу вас, государь, возвратиться в столицу.
У Цуй И была только одна тощая лошаденка, ее и оседлали для
императора. Минь Гун с ваном Чэнь-лю сели на одного коня, и немедля
все двинулись в путь. Не проехали они и трех ли, как их встретили сы-ту
Ван Юнь и другие чиновники. Никто не мог удержать слез.
Вперед был послан гонец с головой Дуань Гуя, чтобы выставить ее
напоказ в столице. Императору и вану подали отличных коней. Так Сын
неба возвращался в столицу.
Но вскоре на пути всадников возник лес знамен, заслонивших солнце, тучи
пыли закрыли небо – навстречу двигался отряд войск. Сановники
побледнели. Император тоже очень испугался. Юань Шао поспешил
узнать, что это за люди. Из-под сени знамен выехал военачальник и
зычным голосом спросил:
– Где Сын неба?
Император в страхе молчал. Тут ван Чэнь-лю придержал коня и громко
кликнул:
– Эй, пришельцы, кто вы такие?
– Дун Чжо – цы-ши округа Силян, – отвечал Дун Чжо.
– Ты явился грабить или охранять нас? – спросил ван Чэнь-лю.
– Я прибыл охранять особу императора, – сказал Дун Чжо.
– Если так, почему же ты не сходишь с коня? – воскликнул ван Чэнь-лю. –
Император здесь!
Дун Чжо всполошился, проворно соскочил с коня и, поклонившись, стал у
левой обочины дороги. Ван Чэнь-лю говорил с ним, не проявляя при этом
ни малейшего волнения, и даже ни разу не запнулся. Это вызвало
восхищение Дун Чжо. «Вот кто достоин занять место на троне!» – подумал
он.
В тот же день император вступил во дворец, где встретился с
императрицей– матерью. Все были растроганы до слез. Но торжество
встречи было омрачено одним обстоятельством – исчезла императорская
печать.
Дун Чжо расположил войска за городскими стенами. Ежедневно в
сопровождении вооруженной стражи он разъезжал по улицам города,
наводя страх на горожан. Дун Чжо входил во дворец и выходил оттуда, не
боясь никого. Это вызвало подозрения у цзюнь-сяо-вэя Бао Синя, который
поделился ими с Юань Шао.
– Дун Чжо явно затевает что-то, – сказал Бао Синь. – Надо как можно
скорее удалить его.
– Когда императорский двор устанавливается заново, нельзя действовать
легкомысленно, – возразил ему Юань Шао.
Тогда Бао Синь высказал свои сомнения Ван Юню.
– Да, об этом следует подумать, – ответил ему Ван Юнь.
Бао Синь со своим отрядом отправился в Тайшань. Дун Чжо привлек на
свою сторону войска Хэ Цзиня и его брата. Как-то в беседе с Ли Жу он
открыл свои планы:
– А что, если бы я решился свергнуть императора и посадить на престол
вана Чэнь-лю?
– Ныне императорский двор без правителя; если не воспользоваться этим
моментом и упустить время, то положение изменится, – сказал Ли Жу. –
Завтра в саду Вэньмин соберем чиновников, объявим им о низложении
императора и возведем на престол вана Чэнь-лю. Казним тех, кто не
захочет повиноваться нам, и этим сразу же укрепим нашу власть.
На другой день Дун Чжо созвал к себе на пир сановников. Все они
дрожали перед ним, и никто не посмел отказаться. Когда все гости были в
сборе, к воротам сада подъехал сам Дун Чжо. Он сошел с коня и, не
снимая меча, занял свое место. Когда вино обошло несколько кругов,
хозяин вдруг встал и подал знак прекратить музыку.
– Слушайте меня внимательно! – раздался его голос. Присутствующие
затаили дыхание.
– Сын неба – это повелитель людей, – начал Дун Чжо. – Но если он не
внушает к себе уважения, он недостоин наследовать власть своих
предков. Тот, кто ныне находится на троне, хил и слаб, умом и ученостью
уступает вану Чэнь-лю, который поистине достоин трона. А посему я хочу
низложить нынешнего императора и возвести на престол вана Чэнь-лю.
Что скажете вы, высокие сановники?
Чиновники слушали, не осмеливаясь проронить ни звука. Но внезапно
один из присутствующих оттолкнул столик и, встав перед Дун Чжо, крикнул:
– Недопустимо! Недопустимо! Кто ты такой, что осмеливаешься
произносить подобные слова? Наш повелитель – законный сын покойного
императора! Он не сделал ничего дурного. Какое ты имеешь право вести
такие безрассудные речи? Не иначе как ты собираешься присвоить
власть!
Дун Чжо посмотрел на него – это был Дин Юань, цы-ши округа Цзинчжоу, и
в сильном гневе крикнул:
– Кто со мной – будут жить, кто против меня – всех убью!
Он тут же схватился за меч, чтобы зарубить Дин Юаня, но Ли Жу, заметив
за спиной Дин Юаня его телохранителя, который, грозно сверкая глазами,
с воинственным видом держал алебарду, поспешно сказал:
– Здесь не место для обсуждения государственных дел. Завтра в зале
совета мы успеем потолковать обо всем.
После того как Дин Юаня уговорили сесть на коня и уехать, Дун Чжо
спросил сановников:
– Правильно я сказал или нет?
– Вы не правы, – произнес Лу Чжи. – В древности И Инь заточил Тай Цзя в
Тунговом дворце, и причиной тому была непросвещенность правителя.
Позже Хо Гуан объявил в храме предков о низложении князя Чан И за то,
что за двадцать семь дней пребывания на троне он сотворил более трех
тысяч зол. Нынешний император хоть и молод, но умен и гуманен. К тому
же он не совершил ничего дурного. Вы – провинциальный цы-ши, не
имеющий ни опыта в государственных делах, ни великих талантов И Иня и
Хо Гуана! По какому праву хотите вы низложить императора и возвести на
престол другого? Вспомните слова великого мудреца: «Это можно
позволить себе, если преследуешь цели И Иня; если же цель иная –
станешь узурпатором».
Дун Чжо в ярости схватился за меч, но и-лан Пэн Бо удержал его.
– Шан-шу Лу Чжи – надежда всего народа, – произнес он. – Если вы убьете
его, боюсь, содрогнется вся Поднебесная.
Дун Чжо остановился.
– О таких делах, как низложение и возведение на престол императора,
говорить в пьяном виде нельзя, – заметил сы-ту Ван Юнь. – Обсудим это в
другой день.
Сановники разошлись. Дун Чжо, опираясь на меч, стоял у ворот сада,
когда заметил всадника с алебардой, галопом скакавшего на коне вдоль
садовой ограды.
– Что это за человек? – спросил Дун Чжо у Ли Жу.
– Это Люй Бу, приемный сын Дин Юаня, – ответил тот. – Вам не следовало
бы попадаться ему на глаза.
Дун Чжо скрылся в саду.
На другой день стало известно, что Дин Юань с войском подошел к городу.
Дун Чжо вместе с Ли Жу повел свои войска ему навстречу, и когда обе
армии выстроились друг против друга, Дун Чжо снова увидел Люй Бу.
Голову его украшала великолепная шитая золотом шапка, а под панцырем
был надет расшитый цветами боевой халат, подпоясанный поясом и
драгоценной пряжкой в виде львиной головы. Подхлестнув коня, он
появился перед строем вслед за Дин Юанем, который в сильном гневе
кричал, обращаясь к Дун Чжо:
– К несчастью для государства, власть стала игрушкой в руках евнухов, что
довело народ до бедственного положения. Но как смеешь ты, у которого
нет никаких заслуг, вести сумасбродные речи о низложении и возведении
на трон императора? Ты хочешь сеять смуту при дворе!
Не успел Дун Чжо ответить, как Люй Бу, горя желанием сразиться,
помчался прямо на него. Дун Чжо обратился в бегство. Под натиском
войск Дин Юаня воины Дун Чжо отступили на тридцать ли и
расположились лагерем. Дун Чжо созвал военачальников на совет.
– По-моему, Люй Бу необыкновенный человек, – сказал он. – Вот если бы
мне удалось привлечь его на свою сторону, я был бы спокоен за
Поднебесную!
Тут к шатру приблизился какой-то человек и обнадежил его:
– Мы с Люй Бу земляки. Я знаю его: он храбр, но не умен, гонится за
выгодой и забывает о долге. Мне кажется, я сумею уговорить его перейти к
вам.
Человек, сказавший так, был Ли Су, военачальник отряда Тигров [6].
– Как же ты уговоришь его? – поинтересовался Дун Чжо.
– Я слышал, что у вас есть замечательный конь по прозвищу Красный
заяц, который в день пробегает тысячу ли. Подарите Люй Бу этого коня, и
вы завоюете его сердце. А я постараюсь уговорить его. Ручаюсь, Люй Бу
изменит Дин Юаню и перейдет на вашу сторону.
– Что вы думаете об этом? – обратился Дун Чжо к Ли Жу.
– Если вы хотите завладеть Поднебесной, стоит ли жалеть одного коня? –
ответил Ли Жу.
Дун Чжо с радостью отдал коня, добавив еще тысячу лян золота,
несколько десятков нитей жемчуга и яшмовый пояс. Ли Су отправился с
дарами в лагерь Люй Бу. Когда стража остановила его, он сказал:
– Доложите начальнику, что к нему приехал земляк.
Ли Су, представ перед Люй Бу, обратился к нему с такими словами:
– Надеюсь, что вы, дорогой брат, чувствуете себя хорошо с тех пор, как мы
расстались?
– Мы уже давно не виделись, – отвечая на поклон, сказал Люй Бу. – Где вы
теперь служите?
– Я – чжун-лан-цзян в отряде Тигров, – ответил Ли Су. – Узнав о том, что
вы ярый приверженец династии, я возликовал сердцем. У меня есть
необыкновенный конь, который за день пробегает тысячу ли, скачет через
реки и горы, словно по ровному месту. Зовут его – Красный заяц. Я дарю
его вам, мой дорогой брат, – он будет подстать вашей доблести.
Люй Бу пожелал взглянуть на такое чудо. Конь и в самом деле был
великолепен. Весь красный, как пылающие угли, длиной от головы до
хвоста в один чжан, высотой – от копыт до гривы в восемь чи. Его могучее
ржанье достигало, казалось, до самых небес и проникало до дна моря.
Потомки сложили стихи, восхваляющие этого коня:

   Он огненно-красным драконом, слетевшим с заоблачной выси,
   Летит, обрывая поводья и губы кровавя уздой.
   Он тысячи ли пролетает, взбираясь на горные кручи,
   Преодолевая потоки, туман рассекая седой.

Этот конь привел Люй Бу в восторг.
– Как мне отблагодарить тебя, дорогой брат, за твой подарок? –
спрашивал он Ли Су.
– Я пришел к тебе движимый чувством преданности, – отвечал тот. – Мне
не надо никакой награды!
По знаку Люй Бу подали вино, и они осушили кубки.
– Дорогой брат, – заговорил Ли Су. – Мы с вами видимся редко, но зато я
часто встречаю вашего уважаемого батюшку.
– Что с вами, брат мой? Вы пьяны? – удивился Люй Бу. – Мой батюшка
уже много лет назад покинул сей мир. Как же вы могли видеться с ним?
– Неправда! – с хохотом возразил Ли Су. – Я только сегодня беседовал с
Дин Юанем!
Люй Бу вздрогнул и мрачно произнес:
– Я нахожусь у Дин Юаня потому, что не могу найти ничего лучшего.
– Мой дорогой брат, – воскликнул Ли Су, – ваши таланты выше неба и
глубже моря! Кто в Поднебесной не восхищается вашим славным
именем? Вас ждут богатство и почести! А вы говорите, что вынуждены
оставаться в подчинении у других!
– Жаль, что я не встретил более достойного покровителя! – воскликнул
Люй Бу.
Ли Су, улыбаясь, сказал:
– Умная птица выбирает себе дерево, на котором вьет гнездо, а мудрый
слуга избирает себе достойного господина. Благоприятный случай никогда
не приходит слишком рано, раскаяние всегда приходит поздно.
– Вы, брат мой, служите при дворе, – сказал Люй Бу. – Кто, по-вашему,
может считаться героем нашего века?
– По-моему, из всех сановников, которых я знаю, ни одному не сравниться
с Дун Чжо, – сказал Ли Су. – Дун Чжо – человек мудрый, вежливый и
ученый. Он знает, когда надо награждать и когда наказывать. В конце
концов он совершит великое дело!
– Хотел бы я служить ему, но не нахожу к этому пути, – заметил Люй Бу.
Тут Ли Су преподнес ему золото, жемчуг и яшмовый пояс.
– Что это значит? – заволновался Люй Бу.
– Это значит, – сказал Ли Су, приказав сначала отослать слуг, – что Дун
Чжо давно уважает вас за вашу доблесть и поручил мне преподнести вам
эти дары. Красный заяц – тоже его подарок.
– Чем же я могу отблагодарить его за столь глубокое расположение ко
мне?
– Уж если такой бездарный человек, как я, мог стать военачальником
отряда Тигров, так невозможно описать, какие почести ожидают вас!
– К сожалению, я не могу оказать ему такие услуги, чтобы удостоиться
чести предстать перед ним, – заметил Люй Бу.
– Есть одна услуга, которую вы можете ему легко оказать, – подхватил Ли
Су, – но не знаю, согласитесь ли вы.
– Если бы я убил Дин Юаня и привел его войска на сторону Дун Чжо? –
спросил Люй Бу.
– Если вы действительно сделаете это, то большей услуги и быть не
может. Но действуйте без промедления.
Условившись, что Люй Бу перейдет на их сторону завтра, Ли Су удалился.
Ночью Люй Бу с мечом в руке явился в шатер Дин Юаня; тот сидел и читал
при свете зажженного пучка сухой травы.
– По какому делу ты пришел ко мне, сын мой? – спросил Дин Юань,
заметив Люй Бу.
– Я уже вполне взрослый человек, – грубо ответил Люй Бу. – Неужели ты
думаешь, что мне лестно называться твоим сыном?
– Почему такая перемена, сын мой? – удивился Дин Юань.
В ответ Люй Бу взмахнул мечом – и голова Дин Юаня покатилась на
землю. Затем Люй Бу созвал приближенных убитого и заявил:
– Дин Юань был жестоким человеком, и я убил его. Кто согласен служить
мне, оставайтесь, остальные уходите.
Более половины воинов разошлись.
На следующий день Люй Бу с отрубленной головой Дин Юаня отправился
к Ли Су, и тот представил его Дун Чжо. Дун Чжо на радостях приказал
подать вина и, поклонившись Люй Бу, молвил:
– Ваш приход для меня – все равно что живительная влага для
засыхающих всходов!
Люй Бу усадил Дун Чжо и, став на колени, сказал:
– Если вы не возражаете, то разрешите мне поклониться вам как
названому отцу.
Дун Чжо подарил Люй Бу золотые латы и парчовый халат, затем, отдав
должное вину, они разошлись.
С этих пор сила и власть Дун Чжо еще больше возросли. Он принял
должность убитого Дин Юаня и пожаловал титулы многим своим
родственникам, в том числе и Люй Бу.
Ли Жу подбивал Дун Чжо поскорее осуществить план низложения
императора. С этой целью Дун Чжо устроил во дворце пир, на который
были приглашены все сановники. Люй Бу с тысячей латников охранял
собравшихся. Пришел на пир и тай-фу Юань Вэй с чиновниками. Когда
вино обошло несколько кругов, Дун Чжо поднялся и, опершись на меч,
заговорил:
– Тот, кто ныне правит нами, – неразумен и слаб и посему недостоин
наследия предков. Следуя примеру И Иня и Хо Гуана, я решил отстранить
его от управления, даровав ему титул вана Хуннун, а на престол возвести
вана Чэнь-лю. Кто будет противиться мне – казню!
Перепуганные сановники не осмеливались противоречить, и лишь один
Юань Шао смело выступил вперед и сказал:
– Нынешний император только что вступил на трон. Он ни в чем не
повинен и не лишен добродетели. Ты же задумал свергнуть его и посадить
на престол побочного сына покойного государя! Что это, как не мятеж?
– Поднебесная в моих руках! – загремел Дун Чжо. – Теперь управляю я.
Кто дерзнет пойти против меня? Иль ты сомневаешься в остроте моего
меча?
– Твой меч остер, но и мой не затупился! – крикнул Юань Шао, обнажая
свой меч.
Оба стояли лицом к лицу на одной цыновке. Вот уж поистине говорится:

   За правду погиб Дин Юань, могучим героем прослыв,
   А что Юань Шао пожнет, в единоборство вступив?

О дальнейшей судьбе Юань Шао вы узнаете в следующей главе.
Глава четвертая

из которой читатель узнает о том, как ван Чэнь-лю вступил на
престол, и о том, как Цао Цао подарил меч Дун Чжо

Итак, Дун Чжо хотел убить Юань Шао, но Ли Жу остановил его словами:
– Пока решение не принято, убивать Юань Шао безрассудно.
Дун Чжо опустил свое оружие. Юань Шао с обнаженным мечом в руке
поклонился сановникам и поспешно выехал через восточные ворота в
Цзичжоу.
– Твой племянник грубиян, – сказал Дун Чжо тай-фу Юань Вэю, – но ради
тебя я прощаю его. Скажи, что ты думаешь о низложении императора?
– Ваше намерение правильно, – ответил ему Юань Вэй.
– Так пусть же будут наказаны по военным законам те, кто осмелятся
противиться этому! – заявил Дун Чжо.
Перепуганные сановники в один голос изъявили покорность, и пир на том
окончился. Когда все разошлись, Дун Чжо спросил своих приближенных
Чжоу Би и У Цюна:
– Как вы относитесь к тому, что Юань Шао удалился?
– Юань Шао покинул пир разгневанный, – сказал Чжоу Би, – и если вы
будете слишком притеснять его, это может вызвать волнения по всей
Поднебесной. Ведь сторонники Юаней, обязанные этому роду
благодеяниями из поколения в поколение, найдутся повсюду, и если Юань
Шао соберет храбрецов и подымет восстание, вы потеряете Шаньдун.
Лучше смените гнев на милость, испросите для него должность правителя
округа, и он не станет чинить вам никакого зла.
– Юань Шао любит строить планы, хотя у него и не хватает решимости их
выполнять, – добавил У Цюн. – Его нечего бояться. Но все же стоит дать
ему должность и этим снискать расположение народа.
Дун Чжо последовал советам своих приближенных, и в тот же день послал
гонца к Юань Шао, предлагая ему занять пост правителя Бохая.
В день новолуния девятого месяца император был приглашен в зал
Обильной добродетели, где собралось много гражданских и военных
чинов. Дун Чжо, обнажив меч, заявил собравшимся:
– Сын неба слаб и неспособен управлять Поднебесной. Слушайте акт его
отречения.
И он приказал Ли Жу читать.

   «Усопший император Лин-ди слишком рано покинул своих подданных. И ныне
   весь мир взирает с надеждой на его наследника. Но небо даровало мало
   талантов нынешнему правителю нашему: уважением он не пользуется, траур
   соблюдает нерадиво. Недостаток добродетелей наносит оскорбление великому
   престолу. Императрица-мать также не обладает достоинствами, необходимыми
   августейшей матери Сына неба, и государственные дела от этого пришли в
   беспорядок. Императрица Юн-лэ была зверски умерщвлена, о чем в народе
   ходят разные слухи. Не является ли это злодеяние попранием основ Трех уз [7],
   связывающих людей так же, как связано небо с землей?
   Ван Чэнь-лю, по имени Се, мудр и щедро одарен добродетелями, поступки его
   безупречны. Он ревностно соблюдает траур, слова его не расходятся с делом;
   доброе имя его прославлено по всей Поднебесной. Ему надлежит взять на себя
   великое дело управления государством и увековечить свое имя. Посему
   император низлагается и ему присваивается титул вана Хуннун. Вдовствующая
   императрица устраняется от управления Поднебесной.
   Мы почтительнейше просим вана Чэнь-лю от имени неба и по воле народа быть
   нашим государем и тем самым оправдать надежды рода человеческого».

Когда Ли Жу окончил чтение, Дун Чжо приказал свести императора с
трона, снять с него пояс с печатью и заставить его, преклонив колена,
признать себя подданным и обещать повиноваться законам.
Вдовствующей императрице велено было снять мантию и ждать
прощения. Император и императрица громко зарыдали, слезы их
разжалобили всех сановников, а один из них, стоявший у самых ступеней
трона, гневным голосом воскликнул:
– Дун Чжо, злодей! Как смеешь ты оскорблять небо! Это преступление
должно быть смыто твоей кровью!
И дощечкой из слоновой кости, которую он держал в руке, сановник ударил
Дун Чжо. Это был шан-шу Дин Гуань. Дун Чжо в ярости приказал страже
вывести и обезглавить его. Дин Гуань, не умолкая, проклинал Дун Чжо, и
до самой смерти мужество не изменило ему.
Потомки сложили стихи, в которых оплакивают его гибель:

   Лелеял коварный Дун Чжо мечту императора свергнуть,
   И храмы династии Хань хотел он разрушить и сжечь.
   Среди именитых двора, среди царедворцев продажных
   Сумел лишь один Дин Гуань достоинство мужа сберечь.

Дун Чжо попросил вана Чэнь-лю взойти на престол. После церемонии
представления новому императору всех сановников Дун Чжо приказал
увести вдовствующую императрицу Хэ, вана Хуннун и вторую жену
покойного императора урожденную Тан во дворец Вечного покоя и
запереть за ними ворота. Сановникам запрещено было самовольно
входить туда.
Достойно сожаления, что несчастный молодой император, лишь в
четвертом лунном месяце вступивший на престол, в девятом месяце уже
был низложен!
Посаженный на престол ван Чэнь-лю, которому исполнилось девять лет,
был вторым сыном Лин-ди. Правил он под именем Сянь-ди, а период
правления его назывался Чу-пин, что значит Начало спокойствия.
Дун Чжо стал правой рукой императора. Преклоняя перед ним колена, он
не называл своего имени, как этого требовали церемонии; отправляясь ко
двору, он не спешил; в зал приемов входил с мечом. Ничего подобного не
видывали прежде. Ли Жу советовал Дун Чжо привлечь на свою сторону
ученых, чтобы снискать уважение людей, и особенно расхвалил талант и
мудрость Цай Юна. Дун Чжо велел вызвать его, но Цай Юн не явился.
Разгневанный Дун Чжо послал людей предупредить его, что если он не
придет к нему, то род его будет уничтожен. Цай Юн испугался и выполнил
приказание. Дун Чжо обращался с ним очень милостиво и за один месяц
трижды повышал его в чине.
А в это время малолетний император с императрицей Хэ и второй женой
покойного императора урожденной Тан томился во дворце Вечного покоя.
Запасы съестного с каждым днем истощались. Слезы не высыхали на
глазах малолетнего императора. Однажды увидел он пару влетевших во
дворец ласточек и сочинил такие стихи:

   Над нежною травкой прозрачный дымок
   И ласточек быстрых мельканье.
   В долине Лошуя, на зависть другим,
   Снуют между грядок крестьяне.
   В дали бирюзовой белеет стена –
   То старый дворец мой в тумане…
   Но кто же из верных и добрых людей
   Придет облегчить мне страданье?..

Человек, постоянно шпионивший за ним по приказу Дун Чжо, сейчас же
передал эти стихи своему покровителю.
– Так он от обиды сочиняет стихи! – воскликнул Дун Чжо. – Вот предлог
убить его!
Он приказал Ли Жу взять десять стражников, войти во дворец и убить
мальчика. Низложенный император и обе вдовы находились в верхних
покоях, когда служанка сообщила, что пришел посланец от Дун Чжо. Ли Жу
поднес императору чашу с вином, и тот спросил удивленно, что это значит.
– Наступил праздник весны, – сказал ему Ли Жу, – сян-го Дун Чжо
посылает вам чашу вина долголетия.
– Если это в самом деле вино долголетия, – возразила императрица, – то
выпейте сначала сами.
– Так вы отказываетесь пить? – рассердился Ли Жу.
Он подозвал слугу с кинжалом и веревкой и крикнул императору:
– Не хотите пить вино – берите эти вещи.
Госпожа Тан упала на колени:
– Разрешите мне выпить это вино. Умоляю вас сохранить жизнь матери и
сыну!
– Кто ты такая, чтобы отдать свою жизнь за жизнь вана? – закричал на нее
Ли Жу и затем, поднеся чашу императрице Хэ, сказал:
– Ты можешь пить первой.
Тогда императрица стала проклинать Хэ Цзиня за то, что он навлек все
нынешние бедствия, призвав злодеев в столицу. Ли Жу торопил
императора осушить чашу.
– Позвольте мне попрощаться с матушкой, – просил император, и, глубоко
опечаленный, он сложил песню:

   Пусть небо сойдется с землею и солнце во тьму погрузится.
   Страну свою брошу навеки, в последний отправившись путь.
   Меня унижают холопы, но жить мне осталось недолго,
   Великая сила уходит, слезами ее не вернуть!

Госпожа Тан также сложила песню:

   Пускай же расколется небо, земля превратится в пустыню
   За то, что наложницей бедной твой путь не могу разделить.
   Кто раньше из жизни уходит, с живыми навек расстается.
   И скорбь, что мне сердце терзает, хочу я слезами излить!

Окончив пение, они обнялись и заплакали:
– Сян-го ждет меня с донесением, – вскричал Ли Жу, – а вы медлите! Уж
не надеетесь ли вы на чью-либо помощь?
– Разбойник Дун Чжо принуждает нас умереть! Да покарает его небо! –
гневалась императрица Хэ. – Ты помогаешь злодею – так пусть же
погибнет твой род!
Ли Жу в бешенстве схватил императрицу и сбросил ее с башни. Затем он
приказал задушить госпожу Тан и силой влил в рот малолетнего
императора отравленное вино. Возвратившись, он доложил об этом Дун
Чжо, и тот велел похоронить убитых за городом.
С тех пор Дун Чжо каждую ночь стал ходить во дворец, бесчестил
придворных женщин и даже спал на императорском ложе.
Однажды Дун Чжо повел свое войско в Янчэн. Это было во втором лунном
месяце, когда поселяне устраивали благодарственные
жертвоприношения, на которые собирались все мужчины и женщины. Дун
Чжо приказал окружить ни в чем не повинных людей, перебить всех
мужчин и захватить женщин и имущество. Нагрузив разным добром
повозки и привязав к ним более тысячи отрубленных голов, они
возвратились в столицу, распространяя слух, что одержали великую
победу и уничтожили шайку разбойников. Головы убитых были сожжены у
городских ворот, а женщины и имущество разделены между
«победителями».
Один из сановников, У Фоу, возмущенный злодеяниями Дун Чжо,
замыслил убить его и стал под придворным платьем носить легкий
панцырь и кинжал. Выследив однажды Дун Чжо, У Фоу выхватил кинжал и
бросился на него. Но Дун Чжо, обладая большой силой, сумел удержать У
Фоу, пока не подоспел Люй Бу и не связал его.
– Кто научил тебя бунтовать? – допытывался Дун Чжо.
– Ты мне не государь, а я не твой подданный! – вскричал У Фоу. – Разве я
бунтовщик? Твои злодеяния переполнили чашу терпения неба, и каждый
честный человек горит желанием убить тебя. Я горюю, что не могу
разорвать тебя, этим я заслужил бы благодарность Поднебесной!
Дун Чжо приказал увести У Фоу и изрубить в куски. Но тот до самой смерти
не переставал осыпать Дун Чжо проклятиями. Потомки сложили стихи,
восхваляющие его:

   Средь верных друзей династии Хань У Фоу считали вернейшим:
   Во время приема злодея убить пытался он скрытым оружьем.
   И храбрость его дошла до небес, а слава живет и поныне.
   Во веки веков его будут звать великим и доблестным мужем.

С тех пор Дун Чжо стал всюду ходить в сопровождении телохранителей.
Юань Шао находился в это время в Бохае. Когда до него дошла весть, что
Дун Чжо захватил власть, он послал гонца с секретным письмом к Ван
Юню. Письмо гласило:

   «Разбойник Дун Чжо, оскорбив небо, сверг нашего правителя, о чем верные люди
   не в силах молчать. Вы же миритесь с его распущенностью, будто ничего не
   знаете о ней! Разве так служат государству преданные слуги? Я собираю войско,
   чтобы избавить правящий дом от недостойных лиц, однако опасаюсь поступить
   опрометчиво. Если вы поддержите меня, я сочту своим долгом при случае
   вместе с вами обдумать, какие надлежит принять меры. Если вы найдете
   нужным послать меня куда-либо, я исполню ваше повеление».

Ван Юнь, прочитав письмо, долго не мог принять никакого решения. Но
как-то в сутолоке дворцовой приемной он встретился с близко знакомыми
сановниками и обратился к ним:
– Сегодня я праздную день рождения и прошу вас вечером оказать мне
честь своим посещением,
– Непременно придем пожелать вам долгой жизни, – отозвались
сановники.
Вечером Ван Юнь приготовил пир во внутренних покоях своего дома.
Собрались все приглашенные. Когда вино обошло несколько кругов, Ван
Юнь вдруг закрыл лицо руками и заплакал. Все встревожились и стали
расспрашивать его:
– В чем причина вашей печали? Ведь сегодня день вашего рождения.
– Нет, сегодня не день моего рождения, – отвечал Ван Юнь. – Я просто
хотел увидеться с вами и поговорить откровенно, но боялся вызвать
подозрения Дун Чжо и придумал этот повод. Дун Чжо, обойдя императора,
присвоил власть и поставил под угрозу существование династии! Мне
вспомнилось, как император Гао-цзу, разбив царство Цинь и уничтожив
царство Чу, завоевал Поднебесную и основал династию Хань. Так
неужели теперь все должно погибнуть от руки Дун Чжо! Вот в чем причина
моих слез.
Тут все зарыдали. Но один из гостей поднялся и, громко рассмеявшись,
сказал:
– Даже если все сановники примутся плакать с вечера до утра и с утра до
вечера, вряд ли смогут они своими слезами убить Дун Чжо!
Ван Юнь, окинув взглядом говорившего, – это был Цао Цао, – гневно
воскликнул:
– Твой род пользовался милостями Ханьского дома! Ты же не только не
думаешь, как послужить государству, но еще и смеешься над нами!
– Я смеюсь вовсе не потому, – возразил Цао Цао. – Мне смешно, что вы
проливаете слезы и не думаете над тем, как убить Дун Чжо. Я хоть и не
обладаю талантами, но сумею отрубить голову этому разбойнику и
выставить ее у ворот столицы, чтобы заслужить благодарность
Поднебесной!
– Какие же у вас планы, Цао Цао? – спросил Ван Юнь, подходя к нему.
– Вот что, – начал Цао Цао. – В ближайшие дни я отправлюсь к Дун Чжо и
скажу, что хочу служить ему. Если он поверит, то со временем мне удастся
попасть в число его приближенных. Я слышал, что у вас, сы-ту, есть
драгоценный меч «семи звезд». Я хотел бы получить его, чтобы,
пробравшись во дворец, убить им злодея. Случись так, что пришлось бы
мне самому умереть, я не пожалел бы об этом!
– Если ваше намерение искренне, какое это будет счастье для
Поднебесной! – вскричал Ван Юнь.
И, своими руками наполнив чашу вином, он поднес ее Цао Цао. Тот выпил
и произнес клятву, после чего Ван Юнь вручил ему меч «семи звезд». Цао
Цао спрятал его, поклонился сановникам и удалился. Все остальные
вскоре тоже разошлись.
На следующий день Цао Цао, опоясавшись драгоценным мечом,
отправился во дворец. Узнав от приближенных, что Дун Чжо в малом зале,
он вошел туда. Дун Чжо сидел на ложе. Около него стоял Люй Бу.
– Почему вы пришли так поздно? – спросил Дун Чжо.
– На плохом коне быстро не доедешь! – отвечал Цао Цао.
– Я получил из Силяна добрых коней, – сказал Дун Чжо и обратился к Люй
Бу: – Пойди выбери одного и подари Цао Цао.
Люй Бу вышел, и Цао Цао подумал: «Вот удобный момент убить злодея!»
Он хотел уже выхватить меч, но заколебался, зная, как силен Дун Чжо.
Тучный Дун Чжо не мог сидеть подолгу и лег, отвернувшись лицом к стене.
«С этим злодеем надо немедленно покончить», – снова мелькнуло в
голове Цао Цао. Он выхватил меч и замахнулся, но не подумал о том, что
Дун Чжо смотрит вверх и видит его в зеркале, висящем на стене.
– Ты что делаешь? – спросил Дун Чжо, быстро оборачиваясь.
В эту минуту Люй Бу подвел к крыльцу коня. Цао Цао быстро опустился на
колени и, протягивая меч Дун Чжо, произнес:
– Вот драгоценный меч, который я хотел бы подарить вам за ваши
милости.
Дун Чжо внимательно осмотрел подарок: острый клинок более чи длиною,
в рукоять вправлено семь драгоценных камней – поистине драгоценный
меч. Полюбовавшись, он передал меч Люй Бу, а Цао Цао отдал ему
ножны.
Затем Дун Чжо и Цао Цао вышли посмотреть на коня. Выразив
благодарность, Цао Цао сказал, что хотел бы испытать его. Дун Чжо
приказал принести седло и уздечку. Цао Цао вывел коня, вскочил в седло
и умчался на юго-восток.
– Направляясь сюда, Цао Цао замышлял убийство, – сказал Люй Бу, – но
его постигла неудача. Вот почему он решил подарить вам этот меч.
– Я тоже заподозрил это, – согласился Дун Чжо. Тут как раз подошел Ли
Жу, и Дун Чжо рассказал ему о случившемся.
– У Цао Цао в столице нет ни жены, ни детей, – сказал Ли Жу. – Он один в
доме. Пошлите за ним. Если Цао Цао придет, значит он действительно
хотел подарить вам меч. Если же он не явится, это послужит
доказательством того, что он и вправду замышлял убийство. Тогда
схватите его и допросите.
Мысль эта показалась Дун Чжо правильной, и он послал за Цао Цао
четверых тюремных стражников. Спустя некоторое время они вернулись и
доложили, что Цао Цао выехал верхом через восточные ворота и домой
не возвращался. Страже у ворот он сказал, что якобы послан по срочному
делу, и, подхлестнув коня, ускакал.
– Нет сомнений – злодей почуял беду и бежал, как крыса! – воскликнул Ли
Жу.
– Я так доверял ему, а он хотел убить меня! – жаловался Дун Чжо.
– У него, разумеется, есть сообщники, – утверждал Ли Жу. – Надо изловить
Цао Цао, и тогда мы узнаем все.
Дун Чжо повсюду разослал приказ изловить Цао Цао; были указаны его
приметы и обещана награда – тысяча лян золота и титул хоу тому, кто его
схватит. Тот же, кто попытается укрыть Цао Цао, будет рассматриваться
как его сообщник.
А Цао Цао тем временем, выехав из города, помчался в Цзяоцзюнь, но по
дороге в Чжунмоу был схвачен стражей у заставы и доставлен начальнику
уезда.
– Я – торговец, и фамилия моя Хуанфу, – заявил ему Цао Цао.
Начальник, уезда пристально посмотрел на него и задумался, а затем
сказал:
– Когда я в Лояне ожидал назначения на эту должность, я знал тебя как
Цао Цао. Что заставляет тебя скрывать свое имя? Сейчас я посажу тебя в
тюрьму, а завтра доставлю в столицу и получу награду.
Однако в полночь начальник уезда приказал преданному слуге тайно
привести Цао Цао к нему на задний двор для допроса.
– Я слышал, что Дун Чжо хорошо относился к тебе, – сказал он, – почему
же ты сам полез на рожон?
– Где воробью понять стремления аиста! – оборвал его Цао Цао. – Вы
поймали меня, ну и отправляйтесь за наградой! К чему лишние вопросы?
Начальник уезда отпустил своих слуг и молвил:
– Не глумитесь надо мной! Я не какой-нибудь мелкий чиновник, – да вот
служу не тому, кому надо!
– Род мой пользовался щедротами Ханьского дома, и если мне не думать
о том, как принести пользу государству, то чем я буду отличаться от
скотины? Я заставил себя служить Дун Чжо, ибо искал удобный случай
разделаться с ним и избавить Поднебесную от зла, – сказал Цао Цао. – Но
дело не увенчалось успехом – видно, не судьба!
– А куда вы направляетесь теперь?
– Я хотел возвратиться в родную деревню, чтобы оттуда бросить клич
всем князьям Поднебесной подымать войска и уничтожить разбойника
Дуна, – ответил Цао Цао. – Таково мое желание!
Тут начальник уезда освободил его от пут, усадил на почетное место и,
поклонившись, сказал:
– Кланяюсь вам, как справедливому и достойному сыну Поднебесной!
Цао Цао в свою очередь отдал поклон и пожелал узнать имя начальника.
– Меня зовут Чэнь Гун, – молвил тот. – У меня есть престарелая мать,
жена и дети – все они живут в Дунцзюне. Глубоко взволнованный вашей
преданностью государству, я хочу оставить должность и последовать за
вами.
В ту же ночь Чэнь Гун приготовил все, что могло потребоваться в пути, дал
Цао Цао другую одежду, и затем, вооружившись мечами, оба отправились
в родную деревню Цао Цао.
Через три дня они добрались до Чэнгао. Смеркалось. Цао Цао, указывая
плетью на деревушку в лесу, сказал Чэнь Гуну:
– Здесь живет Люй Бо-шэ, сводный брат моего отца. Не заехать ли нам к
нему поразузнать новости, а может быть, и переночевать там?
– Прекрасно! – сказал Чэнь Гун.
Они въехали в деревушку, спешились и вошли в хижину Люй Бо-шэ.
– Я слышал, что разослан приказ, повелевающий схватить тебя, – сказал
Люй Бо-шэ. – Твой отец укрылся в Чэньлю, как ты попал сюда?
Цао Цао рассказал обо всем и добавил:
– Если бы не Чэнь Гун, меня давно уже изрубили бы на мелкие части.
– Господин мой, если бы вы не спасли моего племянника, погиб бы род
Цао! – воскликнул Люй Бо-шэ, кланяясь Чэнь Гуну. – Сегодня ночью вы
можете отдыхать и спать спокойно.
Усадив гостей, он вышел из комнаты и, вернувшись спустя некоторое
время, сказал:
– У меня в доме нет хорошего вина и нечего выпить в честь вашего
приезда. Я съезжу в соседнюю деревню и достану.
Люй Бо-шэ сел на осла и уехал. Цао Цао и Чэнь Гун ждали довольно долго,
и вдруг за домом им почудился странный звук, словно кто-то точил нож.
– Ведь Люй Бо-шэ не родственник мне, – встревожился Цао Цао. – Очень
подозрительно, что он ушел. Давайте прислушаемся.
Крадучись, они пробрались в заднюю комнату соломенной хижины и
услышали, как кто-то за стеной сказал:
– Надо связать, прежде чем резать.
– Так я и думал! – шепнул Цао Цао. – Если мы не опередим их, они схватят
нас.
Они обнажили мечи и перебили всех, кто попадался им под руку – мужчин
и женщин, всего восемь человек. Обыскав затем дом, они обнаружили на
кухне связанную свинью, приготовленную на убой.
– Цао Цао, мы ошиблись! – воскликнул Чэнь Гун. – Мы убили добрых
людей!
Второпях они покинули дом, вскочили на коней и помчались, но не
проехали и двух ли, как встретили Люй Бо-шэ верхом на осле с двумя
кувшинами вина. В руках он держал корзину с овощами и фруктами.
– Дорогой племянник и вы, господин, – окликнул их Люй Бо-шэ, – почему
же вы так скоро тронулись в путь?
– Людям, совершившим преступление, нельзя подолгу оставаться на
месте, – сказал Цао Цао.
– А я поручил домашним заколоть свинью, чтобы угостить вас, –
продолжал Люй Бо-шэ. – Разве вы гнушаетесь моим убогим жильем?
Умоляю вас вернуться!
Цао Цао, взмахнув плетью, поскакал вперед, но вдруг круто осадил коня и,
повернувшись, крикнул, обнажая свой меч:
– Кто это едет за нами?
Люй Бо-шэ оглянулся. В этот миг Цао Цао мечом снес ему голову.
– Что вы наделали? – испуганно воскликнул Чэнь Гун. – Вы только что уже
совершили ошибку!
– Если бы Люй Бо-шэ вернулся домой и увидел, что вся семья его
перебита, разве он стерпел бы? – возразил Цао Цао. – Он созвал бы
людей и погнался за нами, тогда мы попали бы в беду!
– Преднамеренное убийство – великая несправедливость, – сказал Чэнь
Гун.
– Уж лучше я обижу других, чем позволю кому-либо обидеть себя, –
ответил Цао Цао.
Чэнь Гун замолчал. Ночью они проехали несколько ли и при свете луны
постучались в ворота постоялого двора. Накормив коня, Цао Цао вскоре
уснул, а Чэнь Гун бодрствовал, терзаясь сомнениями: «Я считал его
добрым человеком и, покинув свой пост, последовал за ним, а оказалось,
что это человек с сердцем волка! Он натворит много зла, нельзя оставлять
его в живых». И Чэнь Гун потянулся было за мечом, собираясь прикончить
Цао Цао.
Правильно говорится:

   Правдивым не может быть тот, в чьем сердце скрывается злоба.
   А вот Цао Цао, Дун Чжо наполнены злобою оба.

О том, что дальше приключилось с Цао Цао, вы узнаете в следующей главе.
Глава пятая

в которой рассказывается о том, как князья откликнулись на
призыв Цао Цао, и о том, как три героя сражались с Люй Бу


В тот самый момент, когда Чэнь Гун собирался убить Цао Цао, в его
голове промелькнула мысль: «Нечестно это. Ведь я последовал за ним
ради интересов государства. Лучше оставить его одного и возвратиться к
себе». Он вложил меч в ножны и, не дожидаясь рассвета, отправился в
Дунцзюнь.
Цао Цао проснулся и, не найдя Чэнь Гуна, подумал: «Услыша слова мои,
он, видно, решил, что я жесток, и поэтому покинул меня. Здесь мне долго
оставаться нельзя».
Вихрем примчался Цао Цао в Чэньлю, отыскал своего отца и, рассказав
ему о случившемся, объявил, что распродаст свое имущество, соберет на
эти деньги войско и начнет борьбу во имя справедливости.
– Боюсь, средств твоих не хватит, – ответил ему отец. – Но есть здесь один
весьма достойный человек и к тому же очень богатый, по имени Вэй Хун.
Он презирает богатство и печется о справедливости. Ежели заручиться
его поддержкой, можно начинать великое дело.
Цао Цао приготовил угощение и, пригласив Вэй Хуна, поведал ему:
– Ханьский дом ныне без правителя. Дун Чжо захватил власть в свои руки,
обманывает государя, губит народ. Поднебесная скрежещет зубами от
гнева. Хотел бы я поддержать династию, да, жаль, сил у меня мало.
Надеюсь, вы, как человек справедливый и преданный, не откажете мне в
помощи.
– Я сам давно таю такую же мечту, – сказал ему Вэй Хун. – Но до сих пор
не довелось мне встретить храброго человека. Если у вас столь великие
цели, я отдам на это дело все свое имущество.
Не откладывая, они разослали гонцов по всем дорогам и приступили к
набору войск, призывая их под знамя, на котором начертали два слова:
«Верность и справедливость».

Люди, откликнувшиеся на призыв, стекались, как капли дождя.
Пришел к Цао Цао знаменитый человек из Янпина, по имени Ио Цзинь, за
ним – Ли Дянь из Цзюйлу. Обоих Цао Цао оставил в отряде своих
телохранителей. Был там и Сяхоу Дунь, родом из княжества Пэй, потомок
Сяхоу Ина. С малых лет он ловко владел копьем, и четырнадцатилетним
юношей отдан был учителю изучать ратное дело. Случилось, что некий
человек неуважительно отозвался о его учителе. Сяхоу Дунь этого
человека убил и сам бежал. Когда до него дошла весть, что Цао Цао
собирает войско, Сяхоу Дунь пришел к нему вместе с братом Сяхоу
Юанем. У каждого из них было по тысяче отборных воинов. Можно сказать,
они были братьями Цао Цао, так как отец его Цао Сун был из рода Сяхоу и
только усыновлен семьей Цао. Через несколько дней пришли два других
брата Цао Цао – Цао Жэнь и Цао Хун, оба прекрасные всадники и
искусные в обращении с оружием. И они привели с собой по тысяче
воинов. Цао Цао ликовал.
В деревне началось обучение войск. Вэй Хун щедро тратил свое
состояние на покупку одежды, оружия, знамен и флагов. Со всех сторон
без счета народ привозил в дар провиант и фураж. Юань Шао тем
временем собрал под свои знамена тридцать тысяч воинов и, покинув
Бохай, тоже присоединился к Цао Цао.
Цао Цао еще раз разослал гонцов по всем округам с призывом, в котором
говорилось:


   «Цао Цао и его единомышленники, движимые чувством великого долга,
   объявляют всей Поднебесной: злодей Дун Чжо совершает преступление против
   неба и губит землю. Он убил государя и разоряет государство, оскверняет
   дворец и терзает народ. Лютый и бесчеловечный, он виновен во многих подлых
   поступках. Ныне мы получили секретный приказ императора собирать войско.
   Клянемся, что очистим империю и уничтожим разбойников. Мы уповаем на то,
   что вы тоже подымете войска, дабы совместно с нами излить свой справедливый
   гнев, поддержать правящий дом и спасти народ. Выступайте немедля, как только
   получите этот клич».


На призыв Цао Цао откликнулись все князья. Они повели свои войска: кто
по двадцать-тридцать тысяч, а кто по десять-двадцать тысяч воинов. При
каждом князе были военачальники и чиновники. Войска двигались к Лояну.
Меж тем Гунсунь Цзань, правитель округа Бэйпин, с пятнадцатью
тысячами отборных воинов проходил через уезд Пинъюань. Он заметил
сквозь листву тутовых деревьев большое желтое знамя, и навстречу ему
выехало несколько всадников, среди которых он узнал Лю Бэя.
– Почему вы здесь, брат мой? – спросил его Гунсунь Цзань.
– Вы были добры ко мне, дорогой брат, – отвечал Лю Бэй, – и по вашей
милости я стал начальником этого уезда. Проведав, что вы с войском
проходите здесь, я выехал приветствовать вас. Прошу, брат мой, войти в
город и отдохнуть.

Гунсунь Цзань, указывая на Гуань Юя и Чжан Фэя, спросил:
– А это что за люди?
– Это мои названые братья – Гуань Юй и Чжан Фэй, – ответил Лю Бэй.
– Так вы с ними вместе сражались против Желтых?
– Да. Победами своими я обязан этим двум людям.
– А какие должности они занимают? – продолжал расспрашивать Гунсунь
Цзань.
– Гуань Юй – конный стрелок из лука, – сказал Лю Бэй, – а Чжан Фэй –
пеший лучник.
– Как можно держать под спудом таких героев в то время, когда Дун Чжо
затеял смуту и все князья Поднебесной двинулись в поход, чтобы его
уничтожить? Брат мой, вы должны оставить ничтожную должность и идти
вместе со мной, чтобы покарать злодеев и спасти династию Хань!
Согласны?
– С великой радостью! – воскликнул Лю Бэй.
– Если бы вы позволили мне тогда убить Дун Чжо, теперь мы не попали бы
в беду! – произнес Чжан Фэй.
– Ну, раз уж пошло на то, пора в поход собираться, – заключил Гуань Юй.
Так Лю Бэй, Гуань Юй и Чжан Фэй с несколькими воинами последовали за
Гунсунь Цзанем. Цао Цао принял и их.
Следом, один за другим, приходили князья. Они разбивали свои лагеря,
растянувшиеся на триста ли.
Цао Цао приказал зарезать быка и лошадь для жертвоприношений и
созвал на совет всех князей, чтобы обсудить план похода.
– Мы собрались сюда движимые чувством великого долга, – начал
правитель округа Ван Куан. – Прежде всего нам надлежит избрать
предводителя, связать себя клятвой, а потом уж действовать.
– В четырех поколениях рода Юаней было три гуна, – сказал Цао Цао. – У
Юань Шао немало сторонников, и он, как потомок прославленного
Ханьского сяна, достоин быть главою нашего союза.
Юань Шао долго отказывался, но все в один голос кричали:
– Только вы, кроме вас никто не достоин быть нашим начальником!
И тогда Юань Шао дал согласие.
На следующий день возвели трехъярусный помост, по краям которого
установили стяги пяти кланов, а на самом верху – белое на желтом древке
знамя. Тут же положили полномочную грамоту и печать полководца и
попросили Юань Шао подняться на возвышение.
Взволнованный Юань Шао в полном облачении, с мечом у пояса поднялся
по ступеням, воскурил благовония и, поклонившись всем, произнес клятву:


     «Несчастье постигло Ханьский правящий дом – прервана родословная нить
     императоров. Мятежник Дун Чжо, воспользовавшись распрями, бесчинствует
     безудержно; бедствия обрушиваются на знатных, жестокость изливается на
     народ. Мы, Юань Шао и союзники, опасаясь гибели династии, объединим наши
     войска, дабы поспешить на помощь государству. Все мы, связывая себя клятвой,
     обещаем действовать единодушно, дружно и согласно, и быть достойными
     подданными Поднебесной. Пусть сгинет и лишится потомства тот, кто нарушит
     эту клятву. Царь Небо, царица Земля и светлые духи наших предков, будьте
     этому свидетелями».


Окончив клятву, он смазал кровью уголки рта. Обряд взволновал всех, у
многих на глазах навернулись слезы. Смазав кровью губы полководцев,
Юань Шао спустился с помоста. Толпа окружила его, увела в шатер и
усадила там. Князья и все остальные разместились по сторонам двумя
рядами, в соответствии с чином и возрастом.
По знаку Цао Цао подали вино, и когда оно обошло несколько кругов, он
заговорил:
– Теперь у нас есть предводитель, и нам надлежит получить от него
назначения. Здесь не должно быть места соперничеству, основанному на
силе и слабости.
– Хоть я и не отличаюсь талантами, – сказал Юань Шао, – но уважаемые
князья избрали меня своим предводителем, и я обещаю награждать и
наказывать по заслугам. В государстве есть законы, коими определяются
наказания; в армии – дисциплина, которую никому не дозволено нарушать.
– Приказывай, мы повинуемся! – ответили все присутствующие.
– Моему брату Юань Шу быть начальником по снабжению войска
провиантом, – сказал Юань Шао, – ему надлежит следить за тем, чтобы ни
в чем не было нехватки. А сейчас нам надобен военачальник, который во
главе отряда отправился бы к перевалу Сышуй и завязал там битву.
Остальные будут удерживать важнейшие дороги.
– Я хотел бы возглавить головной отряд, – выступил вперед Сунь Цзянь,
правитель области Чанша.
– Вы храбры, я знаю, вы с этим справитесь! – сказал Юань Шао.
Итак, отряд под командованием Сунь Цзяня двинулся в поход и ворвался
на перевал Сышуй. Войска, охранявшие перевал, немедленно послали
гонца в Лоян уведомить Дун Чжо о своем опасном положении.
Меж тем Дун Чжо, добившись власти, предался распутству. Когда Ли Жу,
получив тревожные вести, доложил ему о них, Дун Чжо сильно
встревожился и тотчас же созвал своих военачальников на совет. Первым
отозвался Люй Бу.
– Не печальтесь, отец мой, – сказал он с поклоном. – Ведь на подступах к
перевалу стоят князья – я смотрю на них, как на полное ничтожество.
Разрешите мне с нашим храбрым войском отрубить им всем головы и
выставить их у ворот столицы.
– Пока ты со мной, я могу спать спокойно! – радостно сказал Дун Чжо.
Но тут из-за спины Люй Бу вышел человек и громогласно заявил:
– К чему большим тесаком резать маленького цыпленка? Для меня так же
легко обезглавить этих князей, как вытащить что-либо из своей сумы!
Дун Чжо взглянул на него – это был Хуа Сюн, человек ростом в девять чи,
с осанкой тигра, головой барса и длинными обезьяньими руками. Дун Чжо
понравились его слова. Он тут же присвоил ему высокое звание и дал
пятидесятитысячное войско. В ту же ночь Хуа Сюн двинулся к перевалу.
А тем временем один из князей, Бао Синь, не желая, чтобы Сунь Цзянь,
назначенный военачальником головного отряда, совершил подвиг
первым, тайно послал своего брата Бао Чжуна с тремя тысячами конных и
пеших воинов опередить Сунь Цзяня по боковой тропинке и вступить в бой
с врагом. Хуа Сюн во главе пятисот одетых в броню всадников бросился
ему навстречу с криком: «Ни с места, мятежники!» Бао Чжун струсил и
обратился в бегство. Хуа Сюн настиг его и взмахнул мечом,
обезглавленный Бао Чжун упал с коня. Многие были взяты в плен

живыми. Хуа Сюн послал к Дун Чжо гонца с головой Бао Чжуна и с
известием о победе. Дун Чжо присвоил Хуа Сюну звание ду-ду.
Сунь Цзянь приблизился к перевалу с четырьмя военачальниками.
Первый из них, Чэн Пу, был вооружен длинным железным копьем с
острием как жало змеи; второй, Хуан Гай, был вооружен стальной плетью;
оружием третьему, Хань Дану, служила большая секира; а оружием
четвертого, Цзу Мао, был обоюдоострый меч. Сунь Цзянь носил
серебряный шлем с красной каймой, у пояса – кованый меч, и восседал на
коне с украшенной цветами гривой.
– Эй, вы, пособники злодея! – вызывающе кричал Сунь Цзянь на перевал.
– Сдавайтесь лучше сразу!
Помощник Хуа Сюна – Ху Чэн с отрядом в пять тысяч человек двинулся
ему навстречу и вступил в бой. Чэн Пу с копьем наперевес поскакал прямо
на Ху Чэна и после нескольких схваток пронзил его. Ху Чэн вскрикнул и
замертво упал с коня.
Тогда Сунь Цзянь подал сигнал к наступлению, но с перевала посыпались
стрелы и камни. Сунь Цзянь вынужден был отвести войска и, раскинув
лагерь в Ляндуне, послал гонца к Юань Шао с донесением и к Юань Шу с
требованием провианта. Но ни фуража, ни провианта Сунь Цзянь не
получил, ибо нашелся человек, который сказал Юань Шу:
– Сунь Цзянь – это свирепый тигр из Цзяндуна. Если он захватит Лоян и
убьет Дун Чжо, то у нас не станет волка, но зато появится тигр. Не давайте
ему провианта, и он непременно потерпит поражение.
Юань Шу так и сделал.
В войсках Сунь Цзяня, терпевших лишения, поднялось возмущение. Когда
лазутчики сообщили об этом защитникам перевала, Ли Су, состоявший
советником при Хуа Сюне, сказал ему:
– Сегодня ночью я с отрядом спущусь с перевала по тайной тропинке и
ударю на лагерь врага в обход, вы же ударьте в лоб, таким образом мы
сможем захватить Сунь Цзяня в плен.
Хуа Сюн распорядился накормить досыта участников похода и ночью
спустился с перевала.
Ярко светила луна, дул легкий ветер. К полуночи отряды добрались до
лагеря Сунь Цзяня и с криками и барабанным боем бросились вперед.
Сунь Цзянь, едва успев одеться и вскочить на коня, тут же встретился с
Хуа Сюном. Всадники скрестили оружие. Не успели они сразиться, как
подоспел отряд Ли Су. Он приказал воинам поджечь все кругом. Войска
Сунь Цзяня охватила паника, и они обратились в бегство. Военачальники
сражались один на один.
Возле Сунь Цзяня остался только Цзу Мао. Им обоим удалось вырваться
из кольца. Преследуемый Хуа Сюном, Сунь Цзянь выпустил в него две
стрелы, однако Хуа Сюн сумел вовремя отклониться в сторону. Сунь
Цзянь хотел выпустить третью стрелу, но так сильно натянул тетиву своего
разукрашенного лука, что сломал его. Ничего не оставалось, как бросить
лук и бежать.
– Господин мой, – сказал Цзу Мао, – красная кайма вашего шлема
бросается в глаза и служит приметой для разбойников. Снимите и отдайте
его мне.
Сунь Цзянь сменил свой шлем на шишак Цзу Мао, и, расставшись, они
поскакали по разным дорогам. Сунь Цзянь свернул на тропинку и
благополучно скрылся, а Цзу Мао, преследуемый Хуа Сюном, пустился на
хитрость: он повесил свой шлем на столб полусгоревшего дома, а сам
кинулся в лес. Воины Хуа Сюна, видевшие при лунном свете шлем с
красной каймой, со всех сторон принялись обстреливать его из луков.
Лишь разгадав хитрость, они решились подойти и взять шлем. В эту минуту
из лесу, размахивая мечом, выскочил Цзу Мао и бросился на Хуа Сюна.
Тот извернулся и, испустив страшный крик, одним ударом сбросил Цзу
Мао с коня.
Рукопашный бой продолжался до рассвета, и лишь тогда Хуа Сюн увел
свои войска на перевал.
Чэн Пу, Хуан Гай и Хань Дан отыскали Сунь Цзяня и собрали
рассыпавшееся войско; Сунь Цзянь горько оплакивал гибель Цзу Мао.
Ночью он послал человека с донесением к Юань Шао.
– Не думал я, что Сунь Цзянь потерпит поражение от Хуа Сюна! –
воскликнул встревоженный Юань Шао и тут же созвал князей на совет.
– Брат Бао Синя, нарушив приказ, самовольно напал на врага, – сказал
Юань Шао, когда все князья заняли свои места в шатре предводителя. –
Он погиб, и вместе с ним погибло много людей. Ныне Сунь Цзянь потерпел
поражение от Хуа Сюна. Боевой дух наших войск упал. Что предпринять?
Князья безмолвствовали. Юань Шао обвел всех взглядом и обратил
внимание на трех неизвестных, стоявших позади Гунсунь Цзаня.
Наружность их была необыкновенной, лица полны решимости.
– Что это за люди, тай-шоу Гунсунь Цзань? – спросил Юань Шао.
– Это мой брат, мы с ним с малых лет жили под одной крышей, – сказал
Гунсунь Цзань и вывел Лю Бэя вперед. – Лю Бэй из Пинъюаня.
– Неужто тот самый Лю Бэй, который разбил Желтых? – спросил Цао Цао.
– Он самый, – подтвердил Гунсунь Цзань и велел Лю Бэю поклониться, а
затем показать свое лицо. Потом Гунсунь Цзань подробно рассказал о
подвигах Лю Бэя и о его происхождении.
– Поскольку он отпрыск Ханьского дома, ему следовало бы сесть, –
предложил Юань Шао. Лю Бэй скромно поблагодарил его.
– Я уважаю вас не за вашу славу и положение, а за то, что вы потомок
императорского дома, – продолжал Юань Шао.
Лю Бэй уселся с края, а Гуань Юй и Чжан Фэй, скрестив руки, стали у него
за спиной. Неожиданно прибежал разведчик с вестью, что Хуа Сюн во
главе закованных в броню всадников спустился с перевала и на длинном
бамбуковом шесте несет шлем Сунь Цзяня; он уже приблизился к лагерю,
выкрикивает угрозы и вызывает на бой.
– Кто сразится с ним? – спросил Юань Шао.
– Разрешите мне, – выступил вперед Юй Шэ.
Юань Шао дал свое согласие. Но едва успел Юй Шэ удалиться, как вновь
явился вестник и сказал, что он убит Хуа Сюном в третьей схватке. Все
побледнели.
– У меня есть превосходный воин Пань Фын, – вымолвил Хань Фу, – он
сумеет одолеть Хуа Сюна.
Юань Шао тотчас же отправил его в битву. С секирой в руке Пань Фын
вскочил на коня, а через некоторое время примчался гонец с сообщением,
что и он тоже убит Хуа Сюном. Эта весть поразила всех.
– Как жаль, что здесь нет моих военачальников Янь Ляна и Вэнь Чоу! –
воскликнул Юань Шао. – Будь хоть один из них здесь, не пришлось бы
бояться Хуа Сюна!
Не успел он сказать это, как из самого дальнего конца раздался громкий
голос:
– Я отрублю голову Хуа Сюну и положу ее перед вашим шатром!
Все взоры обратились в сторону говорившего. У входа в шатер стоял воин
девяти чи ростом, с длинной бородой, смуглым лицом, орлиным взглядом
и густыми бровями. Голос его гудел, как большой колокол. Юань Шао
спросил, что это за человек.
– Это брат Лю Бэя, по имени Гуань Юй, конный стрелок из лука, – сказал
Гунсунь Цзань. – Он всюду следует за Лю Бэем.
– Неужели среди нас нет достойных смельчаков, что ты предлагаешь мне
какого-то лучника! – возмущенно крикнул Юань Шу. – Велите вышвырнуть
его отсюда!
– Умерьте свой гнев, – поспешил остановить его Цао Цао. – Раз человек
говорит так, значит он храбр и сметлив. Если же он не победит, наказать
его никогда не будет поздно.
– Но Хуа Сюн будет глумиться над нами, если мы пошлем в бой простого
лучника, – возразил Юань Шао.
– Этот человек не похож на простолюдина, – заметил Цао Цао. – Как
может Хуа Сюн узнать, что это простой лучник?
– Если я не одержу победы, отрубите мне голову, – заявил Гуань Юй.
Цао Цао стал наливать ему в кубок горячее вино.
– Пока нальете, я успею вернуться, – сказал ему Гуань Юй.
Он схватил меч и вскочил на коня. Князья услышали, как оглушительно
загремели барабаны, словно раскололось небо и разверзлась земля,
дрогнули холмы и обрушились горы. Князья замерли в напряженном
ожидании, и когда уже хотели послать людей на разведку, раздался звон
бубенцов: прискакал Гуань Юй и швырнул на землю голову Хуа Сюна.
Вино в кубке было еще теплое!
Потомки сложили стихи, восхваляющие Гуань Юя:

     Гремят барабаны и гонги, и в лагере пир и веселье.
     Великая сила героя и небо и землю затмила.
     Он кубок свой полный отставил, чтоб вновь похвалиться отвагой.
     Врага он успел обезглавить, а в кубке вино не остыло.

Цао Цао был очень доволен победой Гуань Юя. Но тут из-за спины Лю Бэя
вышел Чжан Фэй и воскликнул:
– Брат мой, ты убил Хуа Сюна, но почему же ты сразу не ворвался на
перевал и не захватил Дун Чжо? Долго ли нам еще ждать?
– Мы, высокопоставленные люди, слишком терпеливы, – в гневе вскричал
Юань Шу. – Как смеет подчиненный какого-то начальника уезда хвалиться
здесь своей силой и храбростью? Выгоните их из шатра!
– Совершившего подвиг следует награждать – будь он знатного или
простого рода, – сказал Цао Цао.
– Если вы так высоко цените какого-то начальника уезда, то мне придется
отказаться от должности! – заявил Юань Шу.
– Можно ли из-за одного слова расстраивать великое дело? – возразил
Цао Цао. Затем он велел Гунсунь Цзаню пока отослать Лю Бэя, Гуань Юя
и Чжан Фэя в лагерь.
Все военачальники разошлись. Цао Цао велел воину незаметно отнести в
дар братьям мяса и вина, чтобы утешить их.
Между тем разбитые войска Хуа Сюна бежали обратно на перевал и
рассказали Ли Су о случившемся. Он отправил спешное донесение Дун
Чжо, и тот незамедлительно вызвал на совет Ли Жу, Люй Бу и других
приближенных.
– Мы потеряли лучшего военачальника Хуа Сюна, – сказал Ли Жу,
обращаясь к Дун Чжо. – Силы мятежников возросли. Юань Шао
возглавляет союз князей, а его дядя Юань Вэй занимает у нас должность
тай-фу. Если они действуют согласованно, мы можем сильно пострадать.
Прежде всего надо разделаться с Юань Вэем. Мы просим вас возглавить
армию, чтобы рассеять и истребить мятежников.
Дун Чжо немедленно отдал приказ Ли Цзюэ и Го Сы взять вооруженный
отряд, окружить дом Юань Вэя и перебить всех – старых и малых, а
отрубленную голову Юань Вэя доставить на перевал и объявить, за что он
казнен. Затем Дун Чжо собрал двухсоттысячное войско и по двум дорогам
выступил в поход. Ли Цзюэ и Го Сы, у которых было пятьдесят тысяч
воинов, получили приказ держать перевал Сышуй, но в бой не вступать;
сам Дун Чжо с войском в сто пятьдесят тысяч человек занял оборону на
перевале Хулао в пятидесяти ли от Лояна. Люй Бу с его
тридцатитысячным войском было приказано стать лагерем на подступах к
перевалу.
Разведчики, узнав об этом, стрелой помчались с донесением в лагерь
Юань Шао, и тот созвал военачальников на совет.
– Если Дун Чжо занял перевал Хулао, – произнес Цао Цао, – это значит,
что он разрезал нашу армию на две части. Надо немедля двинуть против
него половину наших войск.
И тогда Юань Шао по всем направлениям двинул к Хулао войска под
командованием Ван Куана, Цзяо Мао, Бао Синя, Юань И, Кун Юна, Чжан
Яна, Тао Цяня и Гунсунь Цзаня, а Цао Цао встал во главе запасной армии.
Правитель округа Хэнэй Ван Куан подошел к перевалу первым. Навстречу
ему выступил Люй Бу с тремя тысячами закованных в броню всадников.
Когда Ван Куан построил свои войска в боевой порядок и сам занял место
под знаменем, он увидел выехавшего вперед Люй Бу. На голове у него
была шапка, шитая золотом и украшенная тремя пучками перьев; одет он
был в расшитый цветами халат из красного сычуаньского шелка,
перехваченный в талии поясом с пряжкой в виде львиной головы. Пояс
соединял изукрашенные резьбой латы. Лук и колчан со стрелами висели у
него за спиной. С двухсторонней алебардой в руках восседал он на своем
быстром, как ветер, коне Красный заяц.
Поистине, Люй Бу – первый среди людей, а Красный заяц – первый среди
коней!
– Кто осмелится сразиться с ним? – обернувшись, спросил Ван Куан.
Склонив копье и припустив коня, выехал знаменитый воин Фан Юэ.
Всадники помчались друг на друга. На пятой схватке Люй Бу сразил Фан
Юэ, и тот рухнул с коня. Люй Бу с алебардой наперевес бросился вперед.
Воины Ван Куана обратились в бегство. Люй Бу рубил направо и налево,
словно не встречая никакого сопротивления. К счастью, на помощь Ван
Куану подоспели армии Цзяо Мао и Юань И; Люй Бу пришлось отступить.
Князья, понеся значительные потери, также отступили на тридцать ли и
разбили лагерь. Вскоре подошли пять остальных армий. На военном
совете говорили потом, что нет воина, равного Люй Бу.
Как раз в это время войско Люй Бу с развевающимися знаменами
ринулось в бой. Военачальник бэйхайского правителя Кун Юна по имени У
Ань-го, вооруженный железной булавой, вступил в бой с Люй Бу. На
десятой схватке Люй Бу ударом алебарды отрубил У Ань-го кисть руки. Тот
выронил булаву и бежал. Все войска вышли ему на помощь, и Люй Бу
снова отступил. Князья, возвратившись в лагерь, собрались на совет.
– Люй Бу великий герой, – сказал Цао Цао. – Никто не может
противостоять ему. Надо собрать всех восемнадцать князей и обдумать
наилучший план действий. Если захватить Люй Бу, то с Дун Чжо покончить
нетрудно.
Пока они совещались, воины доложили, что Люй Бу опять вызывает кого-
нибудь на бой. Теперь сам Гунсунь Цзань, размахивая копьем, выступил
против Люй Бу. После нескольких схваток Гунсунь Цзань повернул коня и
бежал. Люй Бу помчался за ним. Конь его, который за день мог пробежать
тысячу ли, летел, как ветер. Казалось, он вот-вот настигнет Гунсунь Цзаня.
Люй Бу уже поднял алебарду, собираясь вонзить ее в сердце своего врага.
Но в эту минуту сбоку подскакал всадник с налитыми кровью глазами и
развевающейся бородой. Наклонив свое длинное, в восемнадцать чи,
копье с острием наподобие змеиного жала, он грозно кричал:
– Стой, трижды презренный раб! Яньский Чжан Фэй перед тобой!
Услышав эти слова, Люй Бу оставил Гунсунь Цзаня и вступил в бой с Чжан
Фэем. Тот сражался ожесточенно, но более двадцати схваток не решили
исхода поединка. Видя это, Гуань Юй вскочил на коня и, размахивая своим
тяжелым, кривым, как лунный серп, мечом Черного дракона, налетел на
Люй Бу с другой стороны. Всадники схватывались несколько десятков раз,
но одолеть Люй Бу было невозможно. Тогда Лю Бэй, выхватив свой
обоюдоострый меч, на коне с развевающейся гривой, тоже бросился в
бой. Все трое окружили Люй Бу, и тот, вертясь как волчок, сражался сразу
с тремя. Воины восьми армий оцепенели от этого зрелища.
Люй Бу почувствовал, что слабеет. Глядя Лю Бэю в лицо, он сделал
выпад. Лю Бэй шарахнулся в сторону, а Люй Бу вихрем пронесся мимо и
вырвался на свободу. Лю Бэй, Гуань Юй и Чжан Фэй гнались за ним до
самого перевала.
У древних писателей есть описание этой битвы:

     При Хуань-ди и Лин-ди династии участь решилась.
     Светило дневное зашло, и луч предвечерний померк.
     Лю Се был мечтатель и трус со слабой и робкой душою,
     И вероломный Дун Чжо правителя юного сверг.
     Но вот Цао Цао, восстав, призыв обратил к Поднебесной,
     Взялись за оружье князья, собрали несметную рать.
     С них клятву великую взял, возглавив союз, Юань Шао,
     И правящий дом сохранить, и мир в стране поддержать.
     Кто может сравниться с Люй Бу, известным во всей Поднебесной?
     Отважен, талантлив, красив – везде вам расскажут о том.
     Чешуйчатый панцырь на нем, похожий на кожу дракона,
     Сверкающий шлем золотой увенчан фазаньим хвостом.
     Сверх панцыря шитый халат, как феникс, раскинувший крылья,
     И пояс в камнях дорогих, застегнутый пряжкой литой.
     Когда он летит на коне, вокруг поднимается ветер,
     И алебарда блестит прозрачной осенней водой.
     С любым он сразиться готов, но кто ему выйдет навстречу?
     Притихли от страха бойцы, и сердце дрожит у князей.
     Вдруг смело выходит Чжан Фэй, известнейший воин из Яня,
     Копье у него с острием, как жало холодное змей.

     Его борода и усы, топорщась, взлетают по ветру,
     Пылает в нем ярости жар, и молнии мечут глаза.
     Он в битве не победил и не потерпел пораженья,
     И вдруг Гуань Юй прилетел на помощь ему, как гроза.
     В руках его кованый меч сияет как иней на солнце.
     Халат в попугаях цветных взвивается, как мотылек.
     Где конь его ступит ногой, там духи и демоны стонут,
     И гнев его мог остудить лишь вражеской крови поток.
     С ним вышел отважный Лю Бэй, он меч обнажил свой двуострый,
     Под ним закачалась земля и дрогнуло небо над ним.
     Они окружили Люй Бу, и тут началось ратоборство.
     Без отдыха он отражал удары один за другим.
     От крика и стука мечей дрожали земля и небо,
     И в мелком ознобе тряслись созвездья Тельца и Ковша.
     Уже обессилел Люй Бу, он выхода ищет из битвы,
     Он смотрит с тревогой вокруг, бледнея и хрипло дыша.
     Последние силы призвав, он вдруг повернул алебарду
     И, словно сухую траву, врагов по земле разметал;
     И, к шее коня наклонясь, хлестнул его, бросил поводья
     И духом одним, как стрела, взметнулся на перевал.

Лю Бэй с братьями, добравшись до перевала, увидели там трепещущий на
ветру огромный черный зонт.
– Здесь Дун Чжо! – вскричал Чжан Фэй. – Какая нам польза преследовать
Люй Бу? Схватим самого злодея – вырвем корень зла!
И, хлестнув коней, братья поскакали на перевал, чтобы поймать Дун Чжо.
Правильно говорится:

     Хочешь мятеж усмирить, сначала схвати главарей.
     Подвиги хочешь свершать – ищи необычных людей.

Чем окончилась эта битва, вы узнаете в следующей главе.
Глава шестая

повествующая о том, как Дун Чжо сжег императорский дворец, и о
том, как Сунь Цзянь похитил государственную печать


Чжан Фэй был встречен на перевале градом стрел и камней и вынужден
был вернуться. Восемь князей поздравили Лю Бэя и его названых братьев
с успехом и послали гонца в лагерь Юань Шао возвестить о победе. Юань
Шао отдал приказ Сунь Цзяню наступать.
Сунь Цзянь вместе с Чэн Пу и Хуан Гаем явился в лагерь Юань Шу.
– У нас с Дун Чжо не было личной вражды, – начал он, чертя палкой на
земле, – но я самоотверженно сквозь тучи стрел и град камней ринулся в
смертельный бой, воодушевляемый больше всего долгом служения
государству и меньше всего чувством личной привязанности к вам. Вы же,
наслушавшись клеветы, лишили меня провианта и довели до поражения.
Что все это значит?
Юань Шу в смущении не нашелся, что ответить, и приказал казнить
клеветника, чтобы задобрить Сунь Цзяня. Возвратившись в свой лагерь,
Сунь Цзянь узнал, что его ожидает один из любимых военачальников Дун
Чжо по имени Ли Цзюэ.
– Ты зачем явился сюда? – спросил его Сунь Цзянь.
– Дун Чжо уважает вас больше всех, – заговорил Ли Цзюэ, – и послал меня
к вам с предложением породниться. У него есть дочь, которую он хочет
отдать замуж за вашего сына.
– Разве я могу породниться с таким бессовестным и беспутным злодеем,
погубившим правящий дом! – в страшном гневе закричал Сунь Цзянь. – Я
поклялся уничтожить его род до девятого колена, чтобы отомстить за
поруганную им Поднебесную! Тебя я пока не трону, но возвращайся назад
не мешкая! Помни: сдашь перевал – я тебя пощажу, будешь медлить –
изрублю в куски!
Ли Цзюэ в страхе обхватил голову руками и бросился бежать. Вернувшись,
он рассказал Дун Чжо, как вызывающе вел себя Сунь Цзянь. Дун Чжо
сильно разгневался и спросил совета у Ли Жу.
– Люй Бу потерпел поражение, – сказал ему Ли Жу, – боевой дух нашего
войска упал. Лучше всего вернуться в Лоян и оттуда перевезти
императора в Чанань. Недавно я слышал, как мальчишки на улицах
распевали:
На востоке один хань, на западе другой хань,
Лишь тогда олень спасется, если побежит в Чанань.
Если вдуматься в эти слова, то смысл их таков: охотник на западе – это
намек на основателя Ханьской династии Гао-цзу, двенадцать потомков
которого правили в Чанане; охотник на востоке – это, видимо, Гуан-у,
прославившийся в восточной столице Лояне. Ныне после него там тоже
насчитывается двенадцать поколений императоров. Само небо
подсказывает вам воссоединить династию… Возвращайтесь в Чанань, и
вы избавитесь от всех забот.
Такой вывод чрезвычайно обрадовал Дун Чжо.
– Если бы ты не растолковал, – воскликнул он, – я ни за что не уразумел
бы!
В ту же ночь Дун Чжо вместе с Люй Бу возвратился в Лоян. Он созвал во
дворец всех гражданских и военных чиновников, чтобы сообщить им о
своем желании перенести столицу в Чанань.
– Так как Лоян был столицей Ханьской династии вот уже более двухсот
лет, то самой судьбой предписано ему захиреть, – начал Дун Чжо. – А в
Чанане я предвижу расцвет жизни и поэтому хочу предложить вам
переселиться на запад. Это принесет нам счастье. Собирайтесь-ка в путь!
– Но ведь там все разрушено, – возразил сы-ту Ян Бяо. – И сейчас нет
причины покидать храм предков и императорское кладбище. Боюсь, что
это вызовет народные волнения, – всколыхнуть Поднебесную легко,
успокоить трудно. Надеюсь, вы задумаетесь над этим.
– Так ты противишься великим государственным планам? – закричал Дун
Чжо.
– Сы-ту Ян Бяо говорит правильно, – поддержал его Хуан Юань. – Во
времена мятежа Ван Мана и восстания Краснобровых Чанань был сожжен
и превращен в руины, жители разбежались – там не наберется и двухсот
человек. Покинуть дворец и уйти в пустыню – дело безрассудное!
– К востоку от перевала восстали мятежники, – сказал Дун Чжо, – вся
Поднебесная охвачена смутой. Чанань же защищен пропастями Сяохань,
к тому же поблизости от него находится Лунъю, откуда можно возить лес,
камень, кирпич и черепицу. Дворцы отстроят за месяц! Довольно!
Прекратите пустые речи!
– Перенести столицу в Чанань – значит вызвать беспорядки в народе, –
настаивал сы-ту Сюнь Шуан.
– Я пекусь о всей Поднебесной! – рассвирепел Дун Чжо. – Буду я жалеть
каких-то мелких людишек!
И он тут же лишил всех титулов Ян Бяо, Хуан Юаня и Сюнь Шуана.
Садясь в коляску при выходе из дворца, Дун Чжо заметил двух человек,
которые, почтительно сложив руки, поклонились ему. Дун Чжо узнал шан-
шу Чжоу Би и начальника стражи городских ворот У Цюна. На вопрос Дун
Чжо, зачем они явились сюда, Чжоу Би отвечал:
– До нас дошел слух, что вы решили перенести столицу в Чанань, и мы
пришли к вам с советом.
– Вы – сторонники Юань Шао! – в гневе заревел Дун Чжо. – Тот уже стал
изменником, и вы тоже из его шайки! Стража! Обезглавить их за
городскими воротами!
Приказ о переезде в новую столицу был отдан, и в тот же день все
тронулись в путь.
– Нам не хватает денег и провианта, – говорил Ли Жу. – В Лояне много
богатых людей – можно конфисковать их имущество, перебить
приверженцев Юань Шао и завладеть их богатством. Тогда мы будем
обеспечены всем необходимым.
Пять тысяч закованных в броню всадников похватали всех лоянских
богачей – несколько тысяч человек. Объявив их мятежниками,
восставшими против Дун Чжо, всадники повели их за город и обезглавили,
а имущество их забрали. Ли Цзюэ и Го Сы гнали в Чанань огромные толпы
жителей Лояна. Люди были разбиты на группы по сто человек, и каждую
группу сопровождал вооруженный отряд. Не счесть было тех, кто умер в
пути, они остались лежать в оврагах. Стража бесчестила женщин,
отбирала у людей пищу. Плач и стенания потрясали небо и землю.
Перед отъездом Дун Чжо приказал своим приспешникам зажечь дома,
храмы предков и дворцы. Зарево пожаров видно было в Чанане. Столица
превратилась в горящие развалины. Дун Чжо велел Люй Бу разрыть
усыпальницы императоров и императриц и взять оттуда золото и
драгоценности. Воспользовавшись этим, простые воины тоже стали
раскапывать и грабить могилы знатных. Нагрузив золотом, тканями и
драгоценными вещами несколько тысяч повозок, Дун Чжо с императором,
императрицей и приближенными двинулся в Чанань.
Военачальник Чжао Цинь, узнав о том, что Дун Чжо покинул Лоян, оставил
перевал Сышуй, который тотчас же был занят войсками Сунь Цзяня. Лю
Бэй с братьями ворвался на перевал Хулао, а за ними повели свои войска
и князья. Сунь Цзянь, спеша в Лоян, издали увидел языки пламени,
подымавшиеся к небу. Черный дым стлался по земле на двести – триста
ли. В столице не осталось ни одного человека и не сохранилось никакого
жилья. Выслав воинов тушить пожары, Сунь Цзянь приказал князьям
располагаться на опустошенной земле.
Цао Цао пришел к Юань Шао и сказал так:
– Дун Чжо направляется на запад, надо, не теряя времени, послать за ним
погоню. Почему вы остановили войско?
– Князья устали… Боюсь, что дальше двигаться бесполезно, – ответил ему
Юань Шао.
– Мятежник Дун Чжо сжег дворцы и насильно увез императора, –
возмущался Цао Цао. – Весь народ всколыхнулся, никто не знает, где
искать опоры. Во время всеобщей растерянности достаточно одной битвы,
чтобы восстановить порядок в Поднебесной! Почему князья колеблются и
не двигаются дальше?
Князья отвечали, что не желают поступать необдуманно.
– С ротозеями нечего советоваться! – в сердцах воскликнул Цао Цао и на
свой риск и страх во главе десятитысячного войска двинулся вслед Дун
Чжо.
Тем временем Дун Чжо добрался до Жунъяна. Местный правитель Сюй
Жун вышел его встречать, и Ли Жу дал совет Дун Чжо:
– Вы, чэн-сян, покинули столицу, но не приняли мер против
преследования, – сказал Ли Жу. – Прикажите Сюй Жуну устроить засаду за
городом вблизи гор. Если подойдут преследователи, пусть он пропустит
их; мы их здесь разобьем, а затем он отрежет им путь к отступлению и
окончательно уничтожит. Это послужит уроком тем, кто подоспеет позже, –
они не посмеют напасть на нас.
По его совету Дун Чжо велел Люй Бу во главе отборных воинов
прикрывать тыл. Как раз во время марша его и настиг отряд Цао Цао.
– Все вышло так, как рассчитывал Ли Жу! – рассмеявшись, воскликнул
Люй Бу и отдал приказ войскам построиться в боевой порядок.
Цао Цао выехал вперед и громко выкрикнул:
– Мятежники, вы насильно увозите императора и угоняете народ! Куда вы
идете?
– Эй! Трус, изменивший своему хозяину! Что за вздор ты там мелешь? –
бранью отвечал ему Люй Бу.
Люй Бу ударил на врагов сразу с трех сторон, бросив в бой одетых в
броню всадников. Устоять было невозможно. Армия Цао Цао потерпела
поражение и бежала к Жунъяну.
Когда его воины достигли подножья какой-то пустынной горы, было уже
время второй стражи. При ярком свете луны все было видно, как днем. Но
только они собрались установить котлы, чтобы готовить пищу, как со всех
сторон послышались громкие крики – это вышли скрывавшиеся в засаде
войска Сюй Жуна. Цао Цао поспешно хлестнул коня и обратился в
бегство, но, столкнувшись с Сюй Жуном, повернул обратно. Сюй Жун
выстрелил из лука и ранил Цао Цао в плечо. Цао Цао так и умчался, не
вынув из раны стрелы.
Он уже перебрался через гору, как вдруг два копья вонзились в его коня.
Конь упал. Цао Цао свалился на землю и был схвачен вражескими
воинами, скрывавшимися в траве. Но в этот момент подлетел всадник,
взмахнул мечом, и оба воина пали мертвыми. Всадник спрыгнул с коня и
помог Цао Цао подняться. Цао Цао узнал в нем Цао Хуна.
– Оставь меня, я умру здесь, – сказал Цао Цао. – Спасайся сам, дорогой
брат!
– Скорей садитесь на коня, а я пойду пешком, – от души предложил Цао
Хун.
– Войско разбойников настигает нас, – сказал Цао Цао. – Что же ты
будешь делать?
– Поднебесная может обойтись без Цао Хуна, но не может обойтись без
вас – возразил Цао Хун.
– Если я уцелею, то буду обязан тебе жизнью, – сказал Цао Цао, садясь на
коня.
Цао Хун снял с себя латы, вытащил меч и побежал за конем.
Так двигались они до наступления четвертой стражи. Дальше путь им
преградила большая река, а крики гнавшихся за ними людей все
приближались.
– Не жить мне больше, такова, видно, моя судьба, – горестно произнес Цао
Цао.
Цао Хун помог Цао Цао слезть с коня, снял с него панцырь и халат,
взвалил брата себе на плечи и пустился вплавь. Только успели они
ступить на другой берег, как преследователи с противоположной стороны
открыли по ним стрельбу. Цао Цао, весь мокрый, все же успел от них
скрыться.
Близился рассвет. Пройдя более тридцати ли, беглецы присели отдохнуть
у подножья холма. Внезапно шум и крики нарушили тишину – погоня
настигала их. Это был Сюй Жун, который переправился через реку выше
по течению и продолжал преследование. Казалось, на этот раз им нет
спасения, но тут до их слуха донесся крик:
– Стойте, не убивайте моего господина!
Наперерез Сюй Жуну мчался Сяхоу Дунь. Завязался бой. После
нескольких схваток Сяхоу Дунь сбил Сюй Жуна с коня, и воины его
разбежались. Вскоре Цао Жэнь, Ио Цзинь и Ли Дянь присоединились к Цао
Цао. Собрав остатки своего войска – около пятисот человек, – они вместе
вернулись в Хэнэй.
Тем временем князья расположились лагерем в Лояне. Сунь Цзянь
раскинул шатер на том месте, где прежде стоял дворец Цзяньчжан. Он
приказал убрать камни и обломки. Были засыпаны все разрытые Дун Чжо
императорские могилы. На месте храма предков династии был сооружен
легкий павильон. Сюда пригласили князей, чтобы расставить по порядку
священные таблички. Затем зарезали быка и принесли жертвы. После
этой церемонии все разошлись.
Сунь Цзянь возвратился в лагерь. В эту ночь ярко светила луна, сверкали
звезды. Сжимая в руке меч, Сунь Цзянь сидел на открытом воздухе, следя
за небесными светилами. Он заметил, как по небу с северной стороны
разлилась белесая дымка, и со вздохом подумал: «Императорские звезды
меркнут – мятежник Дун Чжо возмущает государство. Десятки тысяч
людей мучаются на развалинах и пепле, столица превратилась в
пустыню». Так размышлял Сунь Цзянь и не чувствовал, как слезы струятся
у него по щекам.
– Смотрите! – сказал вдруг стоявший с ним рядом воин. – Южнее дворца
из колодца подымается радужное сияние.
Сунь Цзянь велел воину зажечь факел и спуститься в колодец. Вскоре тот
вытащил труп женщины, совершенно не тронутый временем, хотя она
умерла давно. На ней было придворное платье и на шее висел на шнурке
атласный мешочек. В мешочке оказалась красная коробочка с золотым
замочком. Когда ее открыли, то увидали яшмовую печать, размером в
квадратный цунь. На печати было выгравировано пять переплетенных
драконов и восемь иероглифов в стиле чжуань [8], которые гласили:
«Принявший веление неба да процветает в веках». Один уголок печати
был отбит и припаян золотом.
Сунь Цзянь взял печать и показал ее Чэн Пу. Тот сказал:
– Это наследственная императорская печать из старинной яшмы. В
древности некий Бянь Хэ [9] увидел у подножья горы Цзиншань феникса,
сидевшего на камне. Он взял этот камень и принес Чускому князю Вэнь-
вану. Князь расколол его и достал кусок яшмы. В двадцать шестом году
правления Циньской династии [220 г. до н.э.] гравер сделал из нее печать,
а Ли Сы вырезал на ней эти восемь иероглифов. В двадцать восьмом году
Цинь Ши-хуан, совершая поездку по империи, был на озере Дунтин.
Неожиданно поднялся сильный ветер, забушевали волны. Лодка готова
была вот-вот опрокинуться. Тогда Цинь Ши-хуан бросил печать в озеро, и
буря прекратилась. В тридцать шестом году Цинь Ши-хуан, снова
совершая поездку, прибыл в Хуаинь. Какой-то человек встал на дороге и
обратился к одному из его приближенных: «Возвращаю эту печать
потомственному дракону» [10]. Сказав это, он исчез. Так печать вернулась к
династии Цинь. На следующий год Цинь Ши-хуан почил, а Цзы Ин передал
печать ханьскому Гао-цзу. Позже, во время восстания Ван Мана,
императрица Сяо-юань убила этой печатью Ван Сюня и Су Сяня, отломав
при этом уголок, который потом был припаян золотом. Гуан-у добыл это
сокровище в Ияне, и оно передавалось по наследству вплоть до наших
дней. Я слышал, что когда дворцовые евнухи подняли смуту и увезли
малолетнего императора в Бэйман, печать не нашли при возвращении во
дворец. Теперь она попала к вам в руки. Вы непременно станете
императором. Однако вам нельзя долго оставаться здесь – надо ехать в
Цзяндун и там обдумать план великих деяний.
– Ваши слова совпадают с моими мыслями, – сказал Сунь Цзянь. – Завтра
же, сказавшись больным, я уеду отсюда.
Сунь Цзянь приказал воинам не разглашать тайны. Но кто мог знать, что
один из них был земляком Юань Шао? В расчете выдвинуться он украдкой
бежал ночью из лагеря, явился к Юань Шао и обо всем ему рассказал.
Юань Шао наградил его и оставил в своем войске.
На следующий день к Юань Шао пришел Сунь Цзянь.
– Прихворнул я немного, – заявил он. – Хочу возвратиться в Чанша и
зашел проститься с вами.
– Знаю я вашу болезнь, – насмешливо воскликнул Юань Шао. –
Называется она «государственная печать»!
– С чего вы это взяли? – бледнея, спросил Сунь Цзянь.
– Мы подняли войска для того, чтобы покарать мятежников и уничтожить
зло в государстве, – продолжал Юань Шао. – Печать – это сокровище
династии, и вам следовало бы в присутствии всех передать ее мне как
главе союза. А когда Дун Чжо будет уничтожен, мы возвратим ее
законному владельцу. Вы же утаили печать и собираетесь унести с собой.
Какие цели вы преследуете?
– Печать? Как она могла оказаться у меня? – недоумевал Сунь Цзянь.
– А где та вещица из дворца Цзяньчжан, что была в колодце?
– У меня ничего нет.
– Скорей сознавайтесь, не то будет худо!
Тогда Сунь Цзянь, воздев руки к небу, поклялся:
– Если я нашел и утаил печать, пусть несчастье постигнет меня, пусть
погибну я от меча или стрелы!
– Раз Сунь Цзянь так клянется, значит печати у него нет, – таково было
суждение князей. Но Юань Шао вызвал перебежавшего воина и спросил
его:
– Видел ты этого человека, когда извлекали труп из колодца?
Сунь Цзянь обнажил висевший у пояса меч и в ярости хотел зарубить
доносчика.
– Если ты хочешь снести ему голову – значит, ты лжешь! – закричал Юань
Шао, выхватывая меч из ножен.
Янь Лян и Вэнь Чоу, стоявшие у него за спиной, также схватились за мечи.
Чэн Пу, Хуан Гай и Хань Дан, стоявшие позади Сунь Цзяня, сжимали в
руках оружие. Князья удержали их.
Сунь Цзянь, вскочив на коня, ускакал из лагеря и тут же покинул Лоян.
Разгневанный Юань Шао в эту же ночь послал преданного человека в
Цзинчжоу предупредить Лю Бяо, чтобы он перехватил Сунь Цзяня по
дороге и отобрал у него печать.
На следующий день пришла весть, что Цао Цао, преследовавший Дун
Чжо, сражался в Жунъяне и, потерпев поражение, теперь возвращается.
Юань Шао велел встретить его и проводить в лагерь. Собрав князей, он
устроил пир, чтобы развеять печаль Цао Цао. Среди общего веселья Цао
Цао поднялся и сказал со вздохом:
– Я начал великое дело, чтобы избавить страну от злодеев. Все вы вошли
в союз, движимые чувством справедливости, и я вам открою свой
первоначальный план: Юань Шао должен был бы повести хэнэйские
войска к Мынцзиню и Суаньцзао, а остальные князья – оборонять Чэнгао,
удерживать Аоцан и прикрывать Хуаньюань и Дагу, держа под
наблюдением важнейшие места. Гунсунь Цзань с наньянскими войсками
должен был занять Даньси и, вступив затем в Угуань, угрожать району
Саньфу, который весь покрыт глубокими рвами и высокими валами, так
что там никто не решился бы вступить с нами в бой. Такое распределение
сил внесло бы замешательство в ряды врага и создало бы в Поднебесной
благоприятную обстановку для подавления мятежа. Сразу повсюду был
бы восстановлен порядок. Ныне же вы медлите и стоите на месте, не
оправдывая великих надежд Поднебесной. Это повергает меня в
величайший стыд!
Юань Шао и другие ничего не могли возразить. Понимая, что Юань Шао и
каждый из князей думают по-своему и что так невозможно успешно
завершить дело, Цао Цао один повел свои войска в Яньчжоу.
– Юань Шао бессилен, и его уже давно следовало бы сместить, – сказал
Гунсунь Цзань Лю Бэю и его братьям. – Мы тоже уйдем от него.
Они снялись с лагеря и двинулись на север. Дойдя до Пинъюаня, Гунсунь
Цзань оставил там Лю Бэя, а сам ушел охранять свои земли и
восстанавливать армию.
Видя, что все князья расходятся, Юань Шао тоже покинул Лоян и
отправился в Гуаньдун.
А теперь поговорим о Лю Бяо, которому Юань Шао велел отобрать печать
у Сунь Цзяня.
Лю Бяо происходил из Гаопина и был родственником императорской
семьи. В юности он дружил с семью знаменитыми людьми, и их вместе
называли «восемью удальцами из Цзянся». Это были Чэнь Сян из Жунани,
Фань Пан из той же области, Кун Юй из княжества Лу, Фань Кан из Бохая,
Тань Фу из Шаньяна, Чжан Цзянь оттуда же и Чэнь Цзин из Наньяна. Кроме
того, у Лю Бяо были помощники Куай Лян и Куай Юэ из Яньпина и Цай Мао
из Сянъяна.
Получив письмо Юань Шао, Лю Бяо приказал Куай Юэ и Цай Мао с
десятитысячным войском преградить путь Сунь Цзяню. Когда его армия
приблизилась, Куай Юэ построил свое войско в боевой порядок и выехал
вперед.
– Храбрый Куай Юэ, почему ты преградил мне путь? – спросил его Сунь
Цзянь.
– Ты – подданный династии Хань, как же ты посмел присвоить
государственную печать? – угрожающе спросил Куай Юэ. – Отдай мне
печать и уходи.
Вместо ответа Сунь Цзянь приказал Хуан Гаю вступить в бой. На поединок
вышел Цай Мао. После нескольких схваток он отступил, и Сунь Цзянь,
воспользовавшись этим, с боем перешел границы владений Лю Бяо. За
горой загремели гонги и барабаны – это подоспел со своим отрядом сам
Лю Бяо. Сунь Цзянь поспешил приветствовать его и спросил:
– На каком основании вы поверили письму Юань Шао и чините
препятствие мне, правителю соседнего округа?
– Ты утаил государственную печать и замышляешь мятеж!
– Пусть я умру от меча или стрелы, если печать у меня! – воскликнул Сунь
Цзянь.
– Хочешь, чтобы я поверил, дай мне обыскать тебя!
– Кто ты такой, что осмеливаешься так неуважительно относиться ко
мне? – гневно вскричал Сунь Цзянь и тотчас повел своих воинов в бой.
Лю Бяо отступил. Сунь Цзянь, подхлестнув коня, бросился за ним. Но тут в
битву вступили войска, скрывавшиеся в засаде у подножья двух гор, а
сзади приближались Цай Мао и Куай Юэ. Сунь Цзянь попал в кольцо.
Поистине, верно сказано:

     Хотя утаил он печать, но пользы ему никакой,
     Войну этим только разжег и потерял покой.

Как Сунь Цзянь вышел из опасного положения, об этом вы узнаете в
следующей главе.
Глава седьмая

в которой говорится о том, как Юань Шао сражался с Гунсунь
Цзанем, и о том, как Сунь Цзянь перешел реку


Сунь Цзянь, окруженный войсками Лю Бяо, потеряв убитыми своих
военачальников, сам едва спасся от смерти. Вырвавшись на дорогу, он
бежал в Цзяндун. С тех пор у Сунь Цзяня и Лю Бяо завязалась открытая
вражда.
Юань Шао находился в то время в Хэнэе. Он испытывал недостаток в
провианте, и правитель округа Цзичжоу Хань Фу послал ему
подкрепление. Советник Фын Цзи сказал Юань Шао:
– Вы, самый сильный человек в Поднебесной, вынуждены ожидать, пока
кто-то пришлет вам провиант. Земли Цзичжоу богаты и обширны, почему

бы вам не захватить их?
– Не могу придумать, как это сделать, – отвечал Юань Шао.
– Пошлите гонца с тайным письмом к Гунсунь Цзаню и предложите ему
захватить Цзичжоу, обещая свою поддержку, – посоветовал Фын Цзи. –
Ручаюсь, что Гунсунь Цзань подымет войска. Хань Фу – человек не
слишком храбрый, он обязательно попросит вас взять на себя управление
округом, и вы получите все, даже не шевельнув пальцем.
Юань Шао так и поступил.
Узнав из письма, что речь идет о совместном нападении на Цзичжоу и о
разделе цзичжоуских земель, Гунсунь Цзань возликовал и в тот же день
выступил в поход. Но Юань Шао послал еще другого человека тайно
предупредить Хань Фу об угрожающей ему опасности. Тот испугался и
позвал на совет своих приближенных Сюнь Шэня и Синь Пиня.
– Если Гунсунь Цзань нападет на нас со своими яньдайскими войсками, –
сказал Сюнь Шэнь, – этого удара мы не выдержим. К тому же Гунсунь
Цзаню помогут Лю Бэй, Гуань Юй и Чжан Фэй. Юань Шао же храбростью
своею и умом превосходит всех, у него много знаменитых полководцев.
Вы можете попросить его взять на себя управление округом. Юань Шао
благосклонно относится к вам, и вам нечего будет бояться Гунсунь Цзаня.
Хань Фу тотчас же послал своего помощника Гуань Чуня к Юань Шао.
Однако чжан-ши Гэн У сказал так:
– Юань Шао – человек беспомощный, армия его голодает. Он зависит от
нас, как младенец от своей матери: если мать не даст ему молока, он
умрет с голоду. Зачем же вы хотите уступить Юань Шао управление
округом? Это все равно, что пустить тигра в стадо баранов!
– Я всегда служил роду Юаней, – заявил Хань Фу. – Да и талантов у меня
нет таких, как у Юань Шао. Древние же учат нас уступать место мудрым. В
вас говорит простая зависть.
– Цзичжоу можно считать потерянным! – со вздохом сказал Гэн У.
Более тридцати чиновников покинули из-за этого разногласия свои
должности. Только Гэн У и Гуань Чунь укрылись за городом и стали
поджидать Юань Шао.
Через несколько дней явился Юань Шао с войсками. Гэн У и Гуань Чунь с
обнаженными мечами выскочили из засады. Юань Шао приказал Янь Ляну
тут же обезглавить Гэн У, а Вэнь Чоу зарубил Гуань Чуня.
Юань Шао, въехав в Цзичжоу, назначил Хань Фу на высокую должность, а
дела по управлению округом полностью передал в руки Тянь Фына и
других своих приближенных.
Хань Фу вскоре раскаялся в своем необдуманном поступке, покинул
семью и уехал в Чэньлю.
Гунсунь Цзань, узнав о том, что Юань Шао уже завладел Цзичжоу, послал к
нему своего брата Гунсунь Юэ, чтобы договориться о разделе земель.
– Передай своему брату, что мне надо посоветоваться с ним лично, –
сказал Юань Шао. – Пусть он придет ко мне.
Гунсунь Юэ двинулся в обратный путь, но не проехал и пятидесяти ли, как
на него напал вооруженный отряд. С криками, что они из армии Дун Чжо,
нападавшие открыли бешеную стрельбу из луков и убили Гунсунь Юэ.
Воины из его охраны разбежались и принесли об этом весть Гунсунь
Цзаню.
– Юань Шао соблазнял меня совместно с ним напасть на Хань Фу, а
захватил все один! – в гневе вскричал Гунсунь Цзань. – И теперь еще

обманывает меня, что воины Дун Чжо убили моего брата! Как отомстить за
эту обиду?
И он без промедлений двинулся с войском на Цзичжоу.
Юань Шао, узнав об этом, тоже отдал приказ выступить в поход. Армии
расположились одна против другой, разделенные рекой Паньхэ. Гунсунь
Цзань верхом на коне выехал на мост и закричал:
– Отступник, как ты осмелился предать меня?
– Бесталанный Хань Фу добровольно уступил мне Цзичжоу. Не
вмешивайся не в свое дело! – отвечал Юань Шао, также выезжая на мост.
– Прежде ты был честен и справедлив, и тебя избрали главой союза, –
сказал Гунсунь Цзань. – Ныне твой поступок показывает, что у тебя сердце
волка и повадки собаки. Как только хватает у тебя совести смотреть людям
в глаза?
– Кто схватит его? – в бешенстве закричал Юань Шао.
В ту же минуту, подхлестнув коня, с копьем наперевес ринулся в бой Вэнь
Чоу. Гунсунь Цзань не выдержал натиска и обратился в бегство. Вэнь Чоу,
преследуя его, ворвался во вражеский строй, рубя направо и налево.
Четыре сильнейших военачальника Гунсунь Цзаня бросились ему
навстречу. Одного из них Вэнь Чоу копьем сбил с коня, трое других
скрылись. Гунсунь Цзань бежал по направлению к горам, а Вэнь Чоу
гнался за ним по пятам с криком:
– Слезай с коня и сдавайся!
Лук и стрелы Гунсунь Цзань растерял, шлем свалился у него с головы,
волосы развевались по ветру. Подхлестывая коня, он мчался по склону
горы. Вдруг конь споткнулся, Гунсунь Цзань слетел на землю и покатился
вниз. Вэнь Чоу уже сжимал копье, собираясь прикончить Гунсунь Цзаня,
как вдруг с левой стороны из зарослей выскочил юный воин. С копьем
наперевес он помчался на Вэнь Чоу. Взобравшись наверх, Гунсунь Цзань
стал следить за ходом битвы.
Юный воин был ростом в восемь чи, с большими глазами, густыми
бровями, широким лбом и тяжелым подбородком. Осанка его была
величественной. Не менее шестидесяти раз жестоко схватывался он с
Вэнь Чоу, но ни тот, ни другой не добились успеха. Тут подоспела армия
Гунсунь Цзаня, и Вэнь Чоу бежал. Юноша не стал его преследовать.
Гунсунь Цзань спустился с горы и спросил у победителя его имя. Юноша
поклонился и сказал:
– Родом я из Чаншаня, фамилия моя – Чжао, имя – Юнь. Сначала я
служил у Юань Шао, но, заметив, что Юань Шао не честен по отношению к
Сыну неба и не заботится о нуждах народа, я покинул его и направился к
вам. Не ожидал я встретиться с вами здесь!
Обрадованный Гунсунь Цзань вместе с ним вернулся в лагерь, где они
сразу же стали готовиться к новой битве.
На следующий день Гунсунь Цзань разделил войско на две части и
расположил их справа и слева наподобие крыльев. Более половины из
пяти тысяч его воинов было на белых конях. Гунсунь Цзаня так и звали
«Полководец белых коней». В прежние времена, когда он воевал с
тангутскими племенами, враг, считавший белый цвет священным,
обращался в бегство, завидя всадников на белых конях. Не зная еще, на
что способен перешедший к нему молодой герой Чжао Юнь, Гунсунь Цзань
предоставил ему командовать отрядом, который оставался в запасе. Во
главе передового отряда был поставлен Янь Ган. Командование центром

взял на себя сам Гунсунь Цзань, расположившись возле моста под
огромным красным стягом, на котором золотом было вышито:
«Полководец».
Юань Шао поставил во главе своих передовых отрядов Янь Ляна и Вэнь
Чоу. У каждого из них было по тысяче лучников. Юань Шао, также надвое
разделив свои силы, приказал левому отряду обстреливать правое крыло
армии Гунсунь Цзаня, а правому – левое крыло. Цюй И с несколькими
сотнями конных и пеших лучников получил приказ расположиться в
центре, а сам Юань Шао возглавил запасный отряд.
С утра и до полудня в войсках Юань Шао гремели барабаны, но команды к
наступлению Цюй И не давал, приказав лучникам укрыться от стрел за
щитами.
Затрещали хлопушки, и войска Янь Гана под грохот барабанов, с
неистовыми криками бросились в битву. Их подпустили почти вплотную, и
лишь тогда восемьсот лучников Цюй И одновременно выпустили стрелы.
Янь Ган круто повернул обратно, но Цюй И догнал и зарубил его. Правый и
левый отряды армии Гунсунь Цзаня, не успев развернуться, были
рассеяны лучниками Вэнь Чоу и Янь Ляна.
Армия Юань Шао с боем подступила к мосту. Цюй И вырвался вперед,
убил знаменосца и изрубил красное знамя противника. Гунсунь Цзань в
панике бежал, а Цюй И пробился к запасному отряду, где лицом к лицу
столкнулся с Чжао Юнем. С копьем наперевес тот мчался прямо на него.
Несколько ожесточенных схваток, и Цюй И упал с коня пронзенный
копьем. Чжао Юнь вихрем ворвался в строй армии Юань Шао, рубя
направо и налево. Гунсунь Цзань снова перешел в наступление, и армия
Юань Шао была разбита.
Когда Юань Шао доложили, что Цюй И, убив знаменосца, захватил знамя и
преследует разбитого противника, полководец, забыв о
предосторожности, выехал вперед вместе с Тянь Фыном во главе
нескольких сот конных стрелков из лука и копьеносцев из своей личной
охраны.
– Ха-ха! – издевался Юань Шао. – Гунсунь Цзань – ни на что не способное
создание!
И как раз в этот момент он увидел прорвавшегося к ним Чжао Юня. Но
пока лучники собрались открыть стрельбу, Чжао Юнь успел сразить многих
воинов. Весь отряд ринулся назад, но был окружен подоспевшей армией
Гунсунь Цзаня.
– Господин мой, укройтесь за этими стенами! – обратился к Юань Шао
растерявшийся Тянь Фын.
Но Юань Шао, швырнув на землю свой шлем, крикнул во весь голос:
– Настоящий воин должен встречать смерть лицом к лицу в бою, а не
спасать свою жизнь за стенами!
Воины преисполнились решимостью сражаться насмерть, и Чжао Юнь не
смог пробиться сквозь их ряды. Тут подоспели большие отряды войск
Юань Шао, затем Янь Ляна, и ударили на противника сразу с двух сторон.
Чжао Юнь помог Гунсунь Цзаню выбраться из окружения, и они отступили
к мосту. Войска Юань Шао в стремительном наступлении перешли на
другой берег реки. Защитники моста были сброшены в воду и утонули.
Юань Шао гнался за противником во главе передовых отрядов. Но вдруг
произошло какое-то замешательство, послышались крики, и неожиданно
появилось новое войско с тремя военачальниками – это был Лю Бэй с

двумя своими братьями.
Получив весть, что Гунсунь Цзань воюет с Юань Шао, Лю Бэй помчался
ему на помощь. И вот теперь три всадника неслись на Юань Шао. У него
душа ушла в пятки от страха и меч выпал из рук. Пустив коня во весь опор,
Юань Шао бежал без оглядки. Его люди, спасая жизнь, бежали через мост.
Гунсунь Цзань остановил свои войска и возвратился в лагерь. После
взаимных приветствий с Лю Бэем и его братьями Гунсунь Цзань сказал:
– Если бы не Лю Бэй, поспешивший мне на помощь издалека, я стал бы
добычей шакалов и гиен!
Он познакомил Лю Бэя с Чжао Юнем, и Лю Бэй так полюбил его, что не
захотел с ним расставаться.
А Юань Шао, проиграв битву, стал упорно готовиться к обороне. Обе
армии стояли друг против друга более месяца.
В это время в Чанань прибыл гонец и донес обо всем Дун Чжо.
– В наше время Юань Шао и Гунсунь Цзань – самые смелые воины, –
сказал ему Ли Жу. – Сейчас они дерутся на реке Паньхэ. Надо подделать
императорский указ и отправить послов, чтобы их помирить. Они будут
тронуты такой благосклонностью и покорятся вам.
– Ваша мысль совершенно правильна, – сказал Дун Чжо и отправил двух
послов, вручив им соответствующий указ.
Когда посланцы прибыли в Хэбэй, Юань Шао выехал встречать их за сто
ли и принял указ с великим почтением.
На другой день послы отправились в лагерь Гунсунь Цзаня и там вручили
ему такой же указ. В ответ Гунсунь Цзань обратился к Юань Шао с
письмом, предлагая заключить мир.
Выполнив поручение, послы возвратились в столицу.
Гунсунь Цзань немедля увел свои войска. По его совету Лю Бэй снова был
назначен правителем Пинъюаня.
При расставании Лю Бэй и Чжао Юнь долго держали друг друга за руки, у
обоих на глазах были слезы.
– Прежде я считал Гунсунь Цзаня героем, но по его поступкам вижу
теперь, что он так же лишен добродетелей, как и Юань Шао, – со вздохом
промолвил Чжао Юнь.
– С вами мы еще увидимся, а пока что служите ему, – сказал Лю Бэй, и они
расстались в слезах.
А сейчас расскажем о Юань Шу. Пока он находился в Наньяне, прошел
слух, что Юань Шао захватил Цзичжоу, и Юань Шу послал гонца к брату с
требованием дать ему тысячу коней. Юань Шао отказался, и с этих пор
братья невзлюбили друг друга.
Затем Юань Шу отправил человека в Цзинчжоу к Лю Бяо с просьбой
помочь ему провиантом, но Лю Бяо также не дал ничего. Юань Шу
возненавидел и его и тайно послал доверенного с письмом к Сунь Цзяню.
«В свое время, – говорилось в письме, – Лю Бяо стал на вашем пути по
наущению моего брата Юань Шао. Теперь они вместе замышляют
нападение на Цзяндун. Советую вам, не дожидаясь этого, поднять войска
и напасть на Лю Бяо, а я схвачу своего брата. Тогда обиды наши будут
отомщены: вы возьмете Цзинчжоу, а я – Цзичжоу. Ни в коем случае не
медлите».
Сунь Цзянь, получив письмо, подумал: «Если я не воспользуюсь этим
случаем, чтобы отплатить за обиду ненавистному Лю Бяо, то кто знает,
сколько еще лет придется мне ждать!»

И он вызвал к себе в шатер своих советников.
– Юань Шу хитер, ему нельзя верить, – предупредил Чэн Пу.
– Я сам хочу отплатить за обиду, – возразил Сунь Цзянь. – И я могу
обойтись без помощи Юань Шу.
Тогда младший брат Сунь Цзяня, Сунь Цзин, привел к нему всех его
сыновей.
У Сунь Цзяня было четыре сына от первой жены, происходившей из рода
У, и еще сын Лан и дочь Жэнь от второй жены – младшей сестры госпожи
У. Сыновья поклонились отцу, и Сунь Цзин повел такую речь:
– Ныне Дун Чжо захватил власть. Сын неба робок и слаб. Князья
стремятся властвовать на своих землях; в стране великая смута. Лишь у
нас, в Цзяндуне, сравнительно спокойно, так стоит ли из-за малой обиды
подымать войну? Я хотел бы, чтобы ты, брат мой, все хорошенько
обдумал.
– Не говори лишнего, – ответил Сунь Цзянь. – Я – самый сильный во всей
Поднебесной и терплю обиду. Как же мне не желать мести?
Тут старший из его сыновей, Сунь Цэ, вмешался:
– Если вы, батюшка, решили идти в поход, то и я с вами.
Сунь Цзянь согласился, и Сунь Цэ на судне отправился воевать в Фаньчэн.
Сунь Цзянь послал Хуан Гая на реку привести в порядок боевые корабли,
заготовить оружие и провиант. Боевых коней погрузили на суда, и вскоре
войско выступило в поход.
Лю Бяо, узнав об этих приготовлениях, встревожился не на шутку и тотчас
же созвал на совет военных и гражданских чиновников.
– Для тревоги нет оснований, – сказал Куай Лян. – Пошлите вперед Хуан
Цзу с воинами из Цзянся, а сами поддержите его войсками из Цзинчжоу и
Сянъяна. Пусть тогда Сунь Цзянь злобствует сколько угодно, но сделать он
ничего не сможет.
Лю Бяо послушался совета и приказал Хуан Цзу с отрядом лучников
устроить засаду на берегу реки. Затем в поход была двинута большая
армия.
Завидев противника, лучники Хуан Цзу стали осыпать их стрелами и три
дня не давали им приблизиться к берегу, пока не израсходовали весь
запас стрел. Тогда Сунь Цзянь велел собрать все стрелы, попавшие в
суда, – их собралось несколько сот тысяч. Как раз в этот день подул
попутный ветер, и Сунь Цзянь подал команду обстрелять отряд Хуан Цзу.
Лучники не выдержали обстрела и в беспорядке отступили. Армия Сунь
Цзяня высадилась на берег.
Чэн Пу и Хуан Гай, разделив войска, по двум дорогам направились к
лагерю Хуан Цзу, а следом за ними – Хань Дан. Напали они на лагерь с
трех сторон, и Хуан Цзу, потерпев поражение, бросил Фаньчэн и бежал в
Дэнчэн.
Поручив Хуан Гаю охранять суда, Сунь Цзянь сам повел войско на
преследование.
Хуан Цзу вышел ему навстречу и расположился в поле. Построив войско в
боевой порядок, Сунь Цзянь выехал под знамя. Рядом с ним в полном
вооружении с копьем в руке стоял Сунь Цэ.
Из строя противника, сопровождаемый двумя военачальниками – Чжан Ху
и Чжэнь Шэном, вперед выехал Хуан Цзу. Размахивая плетью, он изрыгал
потоки брани:
– Цзяндунские разбойники, как вы посмели вторгнуться во владения

потомка Ханьского дома?
По его приказу на поединок выехал Чжан Ху. Навстречу ему двинулся
Хань Дан. Всадники схватывались более тридцати раз.
Когда Чжан Ху начал слабеть, ему на помощь поскакал Чжэнь Шэн. Сунь
Цэ, издали наблюдавший за поединком, отложил копье и выстрелил из
лука. Стрела попала Чжэнь Шэну прямо в лоб, и он упал с коня. При виде
этого Чжан Ху вскрикнул от испуга и не успел опомниться, как меч Хань
Дана снес ему половину черепа.
Чэн Пу ринулся вперед, чтобы схватить Хуан Цзу, и тот, ища спасения,
бросил свой шлем, боевого коня и смешался с воинами.
Сунь Цзянь продолжал наступление и гнал разбитую армию до реки Хань,
где приказал Хуан Гаю ввести суда в устье и стать на якорь.
Хуан Цзу, собрав своих разбежавшихся воинов, отправился к Лю Бяо и
объявил, что Сунь Цзяню противостоять невозможно. Лю Бяо испугался и
позвал на совет Куай Ляна.
– После нашего нового поражения, – сказал Куай Лян, – у воинов пропало
желание сражаться. Надо посильней укрепиться, чтобы быть готовым
отразить удар, а тем временем тайно послать человека просить помощи у
Юань Шао. Тогда осада сама собой снимется.
– План Куай Ляна никуда не годен, – сказал Цай Мао. – Враг подступает к
городу и не сегодня-завтра будет у самого рва. Как можно сидеть сложа
руки и ожидать, пока нас всех перебьют? Дайте мне людей, я выйду из
города и вступлю в решительный бой!
Лю Бяо согласился. Цай Мао во главе десятитысячного войска вышел из
Сянъяна и расположился у горы Сяньшань.
Войска Сунь Цзяня повел в атаку сын его Сунь Цэ. Навстречу ему на коне
выехал Цай Мао.
– Смотрите! – воскликнул Сунь Цзянь. – Ведь это брат последней жены Лю
Бяо! Кто из вас поймает его?
Чэн Пу, вооруженный стальным копьем, бросился на Цай Мао, и тот после
нескольких схваток отступил. Сунь Цзянь избивал врагов до тех пор, пока
поле не покрылось трупами. Цай Мао сумел укрыться в Сянъяне.
После поражения Куай Лян обвинил Цай Мао в том, что, не послушавшись
совета, он довел войска до полного разгрома и, по военным законам,
должен быть казнен. Но Лю Бяо, недавно женившийся на сестре Цай Мао,
не дал на это согласия.
Сунь Цзянь, послав войска по четырем направлениям, осадил Сянъян и
начал штурм. Внезапно поднялся свирепый ветер, и у знамени, на котором
было написано «Полководец», сломалось древко.
– Это несчастливое предзнаменование, – сказал Хань Дан, – надо на
время отвести войска.
– Я сражался много раз и столько же раз побеждал, – сказал Сунь Цзянь. –
Взять Сянъян – дело одного дня. Неужто ты думаешь, что я отведу войска
только потому, что ветер сломал древко?
И, не слушая Хань Дана, он еще яростней продолжал осаду города.
Тогда Куай Лян сказал Лю Бяо:
– Ночью я наблюдал небесные явления и заметил, как упала звезда
полководца [11]. Если рассчитать по градусам место ее падения, то оно
придется там, где находится Сунь Цзянь. Скорее посылайте письмо к
Юань Шао и просите у него помощи.
Лю Бяо написал Юань Шао письмо и вызвал охотников прорваться через

осаду. На призыв вышел богатырь Люй Гун и предложил свои услуги.
– Если ты решился на это, то вот тебе мой совет, – сказал Куай Лян. – С
тобой поедут пятьсот всадников – отбери таких, которые умеют стрелять
из лука. Прорвавшись через строй осаждающих, скачи прямо к горе
Сяньшань. Враг непременно станет тебя преследовать. Тогда ты, отделив
сто человек, пошли их на гору приготовить камни, а сто человек с луками
пусть спрячутся в лесу. Когда преследователи приблизятся, не бегите от
них прямым путем – двигайтесь зигзагами, завлеките их к месту засады и
затем обрушьте на них камни и стрелы. Если одержите победу, дайте
сигнал хлопушками, и мы из города выйдем на помощь. Если же
преследования не будет, сигнала не давайте, а стремительно следуйте
дальше. Сегодня ночью луны не будет, и вы в сумерки можете выступить
из города.
Люй Гун, получив эти наставления, собрал всадников. Как только
стемнело, тихо открылись восточные ворота, и войско вышло из города.
Сунь Цзянь, сидевший в шатре, вдруг услышал шум. В ту же минуту он
вскочил на коня и во главе тридцати всадников выехал из лагеря. Ему
донесли, что конный отряд прорвался из осажденного города и поскакал в
сторону Сяньшаня. Не теряя времени, Сунь Цзянь бросился в погоню.
Люй Гун уже скрылся в горном лесу. Быстроногий конь Сунь Цзяня
вынесся далеко вперед, настигая врага. Люй Гун повернул своего коня и
вступил в бой с Сунь Цзянем, но после первой же схватки бежал. Сунь
Цзянь помчался за ним по горной тропинке, но потерял его из виду.
Неожиданно раздались удары гонга. С горы посыпались камни, из леса
полетели стрелы. И всадник и конь погибли у подножья Сяньшаня. Жизнь
Сунь Цзяня оборвалась на тридцать седьмом году.
Люй Гун отрезал путь тридцати всадникам и уничтожил их всех до единого,
а затем дал сигнал хлопушками. По этому сигналу из города вышли войска
Хуан Цзу, Куай Юэ и Цай Мао и обрушились на цзяндунцев. Хуан Гай,
услышав крики, потрясшие небо, повел на помощь свой флот и тут
встретился с Хуан Цзу. После короткой битвы Хуан Цзу был взят в плен
живым.
Битва продолжалась до рассвета, затем противники собрали свои войска.
Армия Лю Бяо ушла в город, а Сунь Цэ вернулся к реке Хань. Здесь он
узнал, что его отец сражен стрелой, а тело убитого воины Лю Бяо унесли в
город. Сунь Цэ горько заплакал. Печаль охватила и все войско.
– Как мне вернуться домой, если тело отца у врага? – растерянно
вопрошал Сунь Цэ.
– У нас в плену находится Хуан Цзу – сказал Хуан Гай. – Пусть кто-нибудь
отправится в город и предложит обменять Хуан Цзу на тело вашего
батюшки.
Выполнить это взялся Хуань Кай, бывший друг Лю Бяо. Он явился к Лю
Бяо и изъяснил ему суть дела.
– Тело Сунь Цзяня лежит здесь в гробу, – сказал ему Лю Бяо. – Отпустите
Хуан Цзу, и давайте прекратим войну.
Хуань Кай поклонился и хотел удалиться, но на пути его встал Куай Лян и
воскликнул, обращаясь к Лю Бяо:
– Нет! Нет! Не отпускайте его! Я скажу вам, господин мой, как надо
поступить, чтобы не возвращать цзяндунским войскам ни единой
пластинки от панцыря! Прошу вас, казните прежде этого человека!
Поистине:

     Бился с врагами Сунь Цзянь и пал у друзей на виду.
     Мира просил Хуань Кай и тоже попал в беду.


О дальнейшей судьбе Хуань Кая вы узнаете в следующей главе.
Глава восьмая

в которой повествуется о том, как Ван Юнь придумал план «цепи», и
о том, как Дун Чжо разбушевался в беседке Феникса

Сунь Цзянь погиб, сыновья его молоды, – сказал Куай Лян, –
воспользуйтесь их слабостью и нападайте немедленно. Цзяндун можно
взять с одного удара. Не давайте им накопить силы, это грозит бедствиями
Цзинчжоу.
– Мой военачальник Хуан Цзу у них в лагере, как я могу оставить его? –
возразил Лю Бяо.
– Разве не стоит отказаться от этого разини Хуан Цзу, чтобы взять
Цзяндун?
– Мы с Хуан Цзу большие друзья, и было бы нечестно поступить так, –
заявил Лю Бяо.
Он согласился обменять тело Сунь Цзяня на Хуан Цзу, и Хуань Кай уехал
обратно. Сунь Цэ освободил Хуан Цзу и, получив дорогой ему гроб,
возвратился в Цзяндун, где с почетом похоронил отца у истоков реки
Цюйэ.
Сунь Цэ решил собрать вокруг себя мудрецов и ученых, он был очень
милостив к тем, кто честно служил ему, и вскоре со всех сторон к нему
стали стекаться самые выдающиеся люди.
Дун Чжо в это время находился в Чанане; узнав о том, что Сунь Цзянь
погиб, он воскликнул:
– Я избавился от недуга, который подтачивал мое сердце! – и,
обратившись к окружающим, как бы невзначай спросил: – Сколько лет
сыну Сунь Цзяня?
– Семнадцать, – сказал кто-то, и Дун Чжо перестал о нем думать.
С тех пор Дун Чжо еще более возомнил о себе и стал буйствовать
безудержно. Он присвоил себе титул шан-фу [12] и во всем старался
подражать Сыну неба. Он пожаловал своему младшему брату Дун Миню
высокий военный чин и титул Хуского хоу, а племяннику Дун Хуану –
звание ши-чжуна и начальника дворцовых войск. Все остальные из рода
Дун независимо от их возраста получили титулы хоу.
В двухстах пятидесяти ли от Чананя Дун Чжо заложил крепость Мэйу, на
строительство которой согнали двести пятьдесят тысяч крестьян. Стены
крепости по высоте и толщине не уступали чананьским. В Мэйу были
дворцы и склады с запасами провианта на двадцать лет. Дун Чжо выбрал
восемьсот молодых и красивых девушек из народа, нарядил их в золото и
парчу, украсил жемчугами и яшмой, и вместе с семьями поселил во
дворце. В Чанань Дун Чжо наезжал один-два раза в месяц. Сановники
выходили встречать и провожать его за стены дворца. Дун Чжо
раскидывал тут шатер и устраивал пиры.
Однажды во время такого пира доложили, что прибыло несколько сот
воинов, добровольно сдавшихся в плен при усмирении северных земель.
Сидя за столом, Дун Чжо придумывал казни для них. Он приказывал
отрубать им руки и ноги, выкалывать глаза, отрезать языки, варить в
большом котле. Вопли истязаемых жертв потрясали небо. Придворные
ежились от страха, а Дун Чжо пил, ел, беседовал и смеялся как ни в чем не
бывало.
В другой раз Дун Чжо собрал сановников на дворцовой башне и усадил их
около себя в два ряда. Когда чаша с вином обошла несколько кругов,
вошел Люй Бу и что-то шепнул Дун Чжо на ухо.
– Вот оно что! – с усмешкой воскликнул Дун Чжо и приказал Люй Бу
схватить сидевшего на цыновке сы-куна Чжан Вэня и сбросить с башни
вниз.
Сановники изменились в лице. Через несколько минут слуга на красном
блюде принес голову Чжан Вэня. У присутствовавших душа ушла в пятки,
а Дун Чжо, улыбаясь, сказал:
– Не пугайтесь! Чжан Вэнь связался с Юань Шу, чтобы погубить меня. Он
послал к нему человека с письмом, но оно случайно попало в руки моего
названого сына Люй Бу. Вот почему я казнил Чжан Вэня. Вам же нечего
бояться, если на то нет причин.
Чиновники, почтительно поддакивая, разошлись.
Сы-ту Ван Юнь, возвратившись домой, стал размышлять над тем, что
произошло во время пира, и не находил себе покоя.
Глубокой ночью, опираясь на посох, Ван Юнь вышел в сад. Ярко светила
луна. Ван Юнь подошел к цветам и, обратив лицо к небу, заплакал. Тут ему
послышалось, что кто-то протяжно вздыхает возле беседки Пиона. Ван
Юнь потихоньку подкрался и увидел свою домашнюю певицу Дяо Шань.
Девушка эта, с малых лет взятая в дом Ван Юня, была обучена пению и
танцам. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, и она была так
изумительно красива и искусна, что ее прозвали «Цикадой». Ван Юнь
обращался с нею, как с родной дочерью. Услышав ее вздохи в эту ночь, он
с удивлением спросил:
– Послушай, негодница, не завела ли ты шашни с кем-нибудь?
Дяо Шань испугалась и, упав на колени, воскликнула:
– Смею ли я смотреть на кого-нибудь!
– Чего же ты тогда вздыхаешь по ночам?
– Позвольте мне рассказать вам все от чистого сердца, – вымолвила Дяо
Шань.
– Не скрывай от меня ничего, ты должна говорить мне только правду, –
ответил Ван Юнь.
– Вы всегда были милостивы ко мне, – начала Дяо Шань. – Вы научили
меня петь и танцевать и обращались со мной так хорошо, что если бы
даже я умерла ради вас, и то я не отплатила бы и за десятую долю ваших
благодеяний. С недавних пор я стала замечать, что вы, господин мой,
сурово хмурите брови. Причиной тому, наверно, какое-то государственное
дело, и я не осмеливаюсь спрашивать. Вот и сегодня вы опять чем-то
озабочены. Я вижу это и потому вздыхаю. Если бы я могла вам чем-нибудь
помочь, поверьте, я не пожалела бы своей жизни.
– Кто знает! – воскликнул Ван Юнь, стукнув посохом о землю. – Может
быть, судьба Поднебесной в твоих руках? Идем-ка со мной!
Дяо Шань последовала за Ван Юнем в его покои. Отослав всех служанок и
наложниц, Ван Юнь усадил Дяо Шань на цыновку и почтительно
поклонился ей.
– Зачем вы это делаете? – испуганно вскричала Дяо Шань, падая перед
ним ниц.
– Сжалься над людьми Поднебесной! – промолвил Ван Юнь, и слезы
ручьем хлынули из его глаз.
– По вашему приказанию я готова десять тысяч раз умереть, – отвечала
Дяо Шань.
– Народ наш на краю гибели, – продолжал Ван Юнь, опускаясь на
колени. – Связь между Сыном неба и подданными так же непрочна, как
груда яиц, – тронь ее, и она развалится. Дун Чжо посягает на
императорскую власть, придворные не знают, как уберечь от него трон.
Никто, кроме тебя, не спасет положение! У Дун Чжо есть приемный сын по
имени Люй Бу. Он высокомерен и храбр необыкновенно. Но мне известно,
что оба они питают слабость к женскому полу, и я придумал план «цепи».
Вот что от тебя требуется. Сначала я просватаю тебя за Люй Бу, а потом
отдам Дун Чжо. Находясь в его дворце, ты должна использовать каждый
удобный случай, чтобы посеять между ними смертельную вражду. Ты
должна добиться, чтобы Люй Бу убил Дун Чжо. Этим ты поможешь
избавиться от злодея и укрепить государство. Все это в твоих силах. Не
знаю, согласишься ли ты.
– Отдавайте меня им хоть сейчас, – не колеблясь, заявила Дяо Шань. – А
там уж я придумаю, как действовать.
– Но если тайна раскроется, мы все погибнем, – сказал Ван Юнь.
– Не печальтесь, господин мой, – повторила Дяо Шань. – Пусть я умру под
ударами десяти тысяч мечей, если не исполню своего великого долга!
Ван Юнь поклонился ей с благодарностью.
На другой день он приказал искуснейшему ювелиру сделать головной убор
из бесценных жемчужин и тайно отослал его Люй Бу. Вскоре польщенный
Люй Бу явился к Ван Юню с изъявлениями благодарности. А Ван Юнь в
ожидании этого уж приготовил на красиво убранном столе самые богатые
яства. Он встретил гостя у ворот, ввел во внутренний зал своего дома и
усадил на почетное место.
– Я простой воин, – сказал Люй Бу, – а вы высокое лицо при дворе. Чем я
заслужил такое уважение?
– Во всей Поднебесной нет сейчас героя, подобного вам! – воскликнул Ван
Юнь. – Я почитаю вас не за ваше положение, а за ваши достоинства!
Продолжая превозносить таланты Люй Бу и расхваливая Дун Чжо, Ван
Юнь щедро угощал гостя и непрерывно подливал ему вина. Люй Бу
радостно смеялся и пил. Ван Юнь отослал всех приближенных, кроме
нескольких служанок, подносивших вино, и сказал:
– Позовите мое дитя!
Вскоре две служанки ввели Дяо Шань, необыкновенно прелестную и
обаятельную, и сами удалились.
– Кто это? – спросил пораженный Люй Бу.
– Эта девушка – Дяо Шань, – сказал Ван Юнь. – Из уважения к вам и зная,
как вы добры, я пригласил ее сюда.
Когда Дяо Шань по приказанию Ван Юня поднесла Люй Бу кубок вина, оба
они взглянули друг на друга. А Ван Юнь, притворяясь пьяным, говорил:
– Девушка просит вас выпить! Как знать, может быть вся семья наша будет
зависеть от вас!
Люй Бу просил Дяо Шань сесть, но та сделала вид, что хочет уйти.
– Дитя мое, ведь это мой лучший друг, – сказал Ван Юнь. – Ты можешь
побыть с нами, в этом нет ничего плохого.
Тогда Дяо Шань присела рядом с Ван Юнем. Люй Бу смотрел на нее, не
сводя глаз. Когда он осушил еще несколько кубков, Ван Юнь сказал:
– Я хочу отдать вам эту девушку. Согласны ли вы принять ее?
– О! – вскричал Люй Бу, вскакивая с цыновки. – Я буду вечно вам
благодарен! Всегда готов служить вам, как верный пес и добрый конь!
– Мы выберем счастливый день, и я пришлю ее к вам во дворец, –
пообещал Ван Юнь.
Словно зачарованный, смотрел Люй Бу на Дяо Шань, и она тоже бросала
на него выразительные взгляды.
– Час уже поздний. Я попросил бы вас остаться у меня ночевать, –
произнес Ван Юнь, – но боюсь, как бы тай-ши Дун Чжо не подумал чего-
нибудь дурного.
Люй Бу поблагодарил Ван Юня и, кланяясь, удалился.
Прошло несколько дней. Ван Юнь зашел во дворец и, воспользовавшись
отсутствием Люй Бу, склонился перед Дун Чжо до земли и молвил:
– Почтительнейше кланяюсь и прошу вас ко мне на обед. Не смею
спрашивать, каково будет ваше решение.
– Раз вы приглашаете меня, я буду непременно! – отвечал Дун Чжо.
Ван Юнь с благодарностью поклонился и возвратился домой. Он поставил
стол в парадном зале и приготовил все лучшие яства, какие только
существуют в Поднебесной. Узорчатые коврики устилали полы, везде
были развешаны красивые занавесы.
На другой день около полудня приехал Дун Чжо. Ван Юнь в полном
придворном одеянии вышел ему навстречу и поклонился дважды. Дун
Чжо вышел из коляски и, окруженный сотней своих латников, направился
в дом. У входа в зал Ван Юнь опять дважды поклонился. Дун Чжо уселся
на возвышении и указал хозяину место рядом.
– Высоки ваши добродетели, господин тай-ши! – воскликнул Ван Юнь. –
Даже И Инь и Чжоу-гун не смогли бы подняться до них!
Дун Чжо ухмылялся, чрезвычайно довольный. Внесли вино, заиграла
музыка. Ван Юнь льстил гостю без всякой меры. Поздно вечером, когда
вино сделало свое дело, Ван Юнь пригласил Дун Чжо во внутренние
покои. Дун Чжо отослал охрану, а Ван Юнь, поднеся ему кубок, сказал так:
– С малых лет я изучал астрологию и по ночам наблюдаю небесные
явления. Судьба Хань уже свершилась! Ныне слава о ваших подвигах
гремит по всей Поднебесной, как гремит слава Шуня, который наследовал
Яо, и как слава Юя [13], продолжавшего дело Шуня, сообразуясь с волей
неба и желаниями людей.
– Э, да ты перехватил! Где уж мне с ними равняться! – воскликнул Дун
Чжо.
– Разве я преувеличиваю? Ведь говорили же древние: «Идущие по
правильному пути уничтожают сбившихся с него, и не имеющие
добродетелей уступают место обладающим ими».
– Если по воле неба власть действительно перейдет ко мне, то быть тебе
моим первым сподвижником!
Ван Юнь поблагодарил глубоким поклоном. В зале зажгли разноцветные
свечи. Все слуги удалились, кроме прислужниц, подававших вина и яства.
– Музыка, которую вы только что слушали, недостойна услаждать вас, –
сказал Ван Юнь. – Но есть у меня одна танцовщица, и я осмелюсь
обратить на нее ваше внимание.
– Прекрасно! – отозвался Дун Чжо.
Ван Юнь приказал опустить прозрачный занавес. Послышались звуки
бамбуковых свирелей. В сопровождении служанок явилась Дяо Шань и
стала танцевать по ту сторону занавеса.
Потомки воспели Дяо Шань в таких стихах:

     Как испуганный лебедь, изгибающий трепетный стан,
     Чтоб взлететь над землею и на озере встретить весну, –
     Так красавица эта – украшенье дворца Чжаоян.
     Взмах – и вихрем кружатся разноцветные ткани одежд.
     Словно лотос лянчжоуский – снежно-белые ножки ее.
     А во взорах придворных – отраженье любви и надежд.

Сложили о ней еще и другие стихи:

     Вот, все ускоряя свой бег, под щелканье кастаньет,
     Как ласточка, в зал расписной красавица быстро влетает.
     Крылатые брови ее – веселым гулякам на зависть,
     А свет молодого лица и старцев за сердце хватает.
     Улыбки такой не купить за все драгоценности мира,
     И стана такого стройней на свете не сыщется целом.
     Окончился танец, и взгляд прощальный украдкою брошен.
     О счастлив, кому суждено блаженство владеть ее телом!

Окончив танец, Дяо Шань по приказанию Дун Чжо вышла из-за занавеса.
Приблизившись к Дун Чжо, она дважды низко поклонилась. Пораженный
ее красотой, Дун Чжо спросил:
– Кто эта девушка?
– Это певица Дяо Шань.
– Так она не только танцует, но и поет?!
Ван Юнь велел Дяо Шань спеть под аккомпанемент тань-баня [14].
Поистине:

     Как зрелые вишни, ее приоткрытые губки,
     И зубки под ними горят, как кусочки опала.
     Язык ее острый похож на листочек гвоздики.
     Казнить ее надо, чтоб важных мужей не смущала.

Дун Чжо восхищался безмерно. Приняв кубок из рук Дяо Шань, он спросил:
– Сколько тебе лет, девушка?
– Вашей служанке только два раза по восемь, – ответила Дяо Шань.
– Она восхитительна! – воскликнул Дун Чжо.
– Я хотел бы подарить эту девушку вам, – молвил Ван Юнь, вставая. – Не
смею спрашивать, согласитесь ли вы принять ее.
– Как мне отблагодарить за такую щедрость? – произнес Дун Чжо.
– Если вы возьмете ее к себе в служанки, это будет величайшим счастьем
в ее жизни, – отвечал Ван Юнь.
Затем он приказал подать закрытую коляску и лично проводил Дун Чжо и
Дяо Шань во дворец. Там он откланялся, сел на своего коня и отправился
домой.Но не проехал он и полпути, как увидел два ряда красных фонарей,
освещавших дорогу: это ехал Люй Бу на коне с алебардой в руках. Он
остановился и, поймав Ван Юня за рукав, сердито произнес:
– Вы обещали отдать Дяо Шань мне, а теперь отправили ее к тай-ши. Вы
подшутили надо мной!
– Здесь не место для таких разговоров, – перебил его Ван Юнь. – Прошу
вас зайти ко мне.
У себя дома после приветственных церемоний он спросил Люй Бу:
– В чем вы упрекаете меня, старика?
– Люди сказали мне, что вы тайком отослали Дяо Шань во дворец тай-
ши, – отвечал Люй Бу. – Что это значит?
– Вы неправильно поняли! – воскликнул Ван Юнь. – Вчера во дворце тай-
ши сказал мне, что собирается посетить меня по делу. В его честь я
устроил пир, и он во время пиршества заявил мне: «Я слышал, что у тебя
есть девушка по имени Дяо Шань, которую ты обещал отдать моему сыну
Люй Бу. Я решил проверить, не пустые ли это слухи, и кстати взглянуть на
нее». Я не осмелился ослушаться и позвал Дяо Шань. Она вошла и
поклонилась князю князей. «Сегодня счастливый день, – сказал тай-ши, – я
возьму эту девушку с собой и обручу ее с моим сыном». Судите сами, мог
ли я отказать всесильному?
– Вы ни в чем не виноваты, – произнес Люй Бу. – Я действительно
неправильно понял. Приношу вам свои извинения.
– У девушки есть приданое, – добавил Ван Юнь. – Когда она перейдет в
ваш дворец, я пришлю его.
Люй Бу поблагодарил и ушел. На другой день он отправился во дворец
Дун Чжо разведать, что там делается, но ничего не узнал. Тогда он вошел
во внутренние покои и стал расспрашивать служанок.
– Вчера вечером тай-ши лег в постель со своей новой наложницей, –
сообщили ему служанки, – и до сих пор еще не вставал.
Люй Бу пришел в бешенство и прокрался под окна спальни. В это время
Дяо Шань причесывалась, стоя у окна. Вдруг она заметила в пруду
отражение высокого человека, на голове которого была шапка с перьями.
Узнав Люй Бу, Дяо Шань скорбно сдвинула брови и стала вытирать глаза
своим благоухающим платочком. Люй Бу долго наблюдал за ней, затем
отошел и вскоре появился в доме. Дун Чжо сидел в приемном зале.
Увидев Люй Бу, он спросил:
– Все благополучно?
– Да, – ответил Люй Бу.
Он стал рядом с Дун Чжо и, оглядевшись, заметил за узорчатым занавесом
Дяо Шань, украдкой бросавшую на него нежные взгляды. Люй Бу впал в
смятение. Дун Чжо заметил это, и в его душу закралось ревнивое
подозрение.
– Если у тебя нет никаких дел ко мне, можешь идти, – сказал он.
Люй Бу вышел быстрыми шагами.
Больше месяца Дун Чжо предавался наслаждениям, забросив все дела.
Когда он заболел, Дяо Шань не отходила от него ни на шаг, стараясь во
всем угодить ему.
Однажды Люй Бу пришел справиться о здоровье отца. Дун Чжо в это
время спал. Дяо Шань молча смотрела на Люй Бу из-за спинки кровати,
прижимая одну руку к сердцу, а другой указывая на Дун Чжо; слезы
струились у нее из глаз. Люй Бу чувствовал, что сердце у него разрывается
на части.
Дун Чжо приоткрыл глаза и, проследив за взглядом Люй Бу, повернулся и
увидел Дяо Шань.
– Как ты смеешь обольщать мою любимую наложницу! – гневно крикнул
Дун Чжо.
Он приказал слугам вывести Люй Бу и отныне не впускать его во
внутренние покои. Жестоко оскорбленный, Люй Бу, возвращаясь к себе
домой, встретил по дороге Ли Жу и рассказал ему обо всем. Ли Жу
поспешил к Дун Чжо и сказал ему так:
– Вы хотите завладеть Поднебесной, зачем же из-за малого проступка вы
так обидели Люй Бу? Ведь если он отвернется от вас – одному вам
великое дело совершить не удастся.
– Как же быть? – спросил Дун Чжо.
– Позовите его завтра утром, – посоветовал Ли Жу, – одарите золотом и
тканями, успокойте добрым словом, и все будет хорошо.
Дун Чжо последовал его совету. Люй Бу явился во дворец, и Дун Чжо
сказал ему:
– Третьего дня я плохо себя чувствовал и необдуманно обидел тебя.
Забудь об этом.
Он тут же подарил Люй Бу десять цзиней золота и двадцать кусков парчи.
Люй Бу вернулся домой исполненный благодарности к Дун Чжо, но
сердцем его теперь владела Дяо Шань.
Оправившись от болезни, Дун Чжо явился в императорский дворец на
совет. Люй Бу следовал за ним с алебардой. Воспользовавшись тем, что
Дун Чжо вступил в беседу с императором Сянь-ди, Люй Бу вышел из
дворца, вскочил на коня и поскакал к Дун Чжо. Привязав коня перед
дворцом, он с алебардой в руке вошел во внутренние покои и отыскал Дяо
Шань.
– Идите в сад и ждите меня возле беседки Феникса, – сказала она.
Люй Бу ждал довольно долго, и, наконец, появилась Дяо Шань. Она
приближалась, словно маленькая волшебница из дворца Луны, раздвигая
цветы и подымая ивовые ветви. Вся в слезах, она сказала Люй Бу:
– Хоть я и не родная дочь сы-ту Ван Юня, но он обращался со мной, как с
родной. Когда я увидела вас, мне захотелось служить вам. Это было
единственным моим желанием. Но кто думал, что у тай-ши может
возникнуть низкое желание опозорить меня! Я страдала, но откладывала
день своей смерти, чтобы открыть вам всю правду. Теперь вы знаете все!
Тело мое опозорено и не может служить герою. Я хочу только одного:
умереть на ваших глазах и этим доказать вам свою верность.
Сказав так, она ухватилась руками за ограду, чтобы прыгнуть в заросший
лотосами пруд. Люй Бу подхватил ее и со слезами в голосе вскричал:
– Я давно догадываюсь о твоем чувстве, но, к несчастью, мы не могли
поговорить!
– Раз в этой жизни мне не суждено стать вашей женой, – прошептала Дяо
Шань, отстраняясь от Люй Бу, – я хотела бы соединиться с вами в том
мире.
– Если я не женюсь на тебе, я не достоин быть героем! – вскричал Люй Бу.
– Для меня дни тянутся, как годы, – лепетала Дяо Шань. – Умоляю,
сжальтесь надо мной, спасите меня!
– Сейчас я не могу остаться, – сказал Люй Бу. – Мне надо торопиться.
Боюсь, что старый злодей хватится меня.
– Если вы так боитесь его, – жалобно проговорила Дяо Шань, цепляясь за
одежду Люй Бу, – я больше никогда не увижу восхода солнца!
– Дай мне время подумать! – прервал ее Люй Бу. С этими словами он взял
алебарду и собрался идти.
– Прежде я слышала, что слава ваша подобна грому, и считала вас
первым человеком в мире. Кто бы мог допустить, что вы повинуетесь
власти другого! – вскричала Дяо Шань, и слезы градом покатились у нее из
глаз.
Краска стыда разлилась по лицу Люй Бу. Он снова отставил алебарду и
обнял Дяо Шань, стараясь утешить ее ласковыми словами. Так стояли они
обнявшись, не будучи в силах расстаться.
Тем временем Дун Чжо, заметив исчезновение Люй Бу, заподозрил
недоброе. Поспешно откланявшись, он сел в коляску и вернулся домой.
Увидав привязанного перед домом коня, Дун Чжо спросил у привратника,
где Люй Бу, и тот ответил:
– Ваш сын вошел во внутренние покои.
Дун Чжо проследовал туда, но никого там не нашел. Он позвал Дяо Шань,
но и та не откликнулась.
– Дяо Шань в саду ухаживает за цветами, – сказала ему служанка.
Дун Чжо прошел в сад и возле беседки Феникса увидел Дяо Шань в
объятиях Люй Бу; алебарда его стояла рядом.
Дун Чжо закричал; Люй Бу мгновенно обратился в бегство. Дун Чжо
схватил алебарду и бросился за ним. Люй Бу летел, как стрела, и тучный
Дун Чжо не мог догнать его. Он метнул в беглеца алебарду, но тот отбил ее
на лету. Пока Дун Чжо подбирал оружие и снова бросился в погоню, Люй
Бу уже был далеко. А когда Дун Чжо выбежал из ворот сада, кто-то
попался ему навстречу и так столкнулся с ним грудью, что Дун Чжо упал на
землю.
Поистине:

     На тысячу чжанов взлетел к небесам его гнев,
     Но тушей тяжелой он грохнулся, отяжелев.

Кто сбил с ног Дун Чжо, вы узнаете в следующей главе.
Глава девятая


о том, как Люй Бу помог Ван Юню уничтожить злодея, и о том, как
Ли Цзюэ по наущению Цзя Сюя вторгся в Чанань


Человек, который сбил с ног Дун Чжо, был Ли Жу. Он помог Дун Чжо
подняться, увел его в кабинет и усадил.
– Как ты попал сюда? – спросил Дун Чжо.
– Проходя мимо вашего дворца, – отвечал Ли Жу, – я узнал, что вы в
великом гневе направились в сад искать Люй Бу. Тут он сам выбежал с
криком «Тай-ши убивает меня!» Я тотчас же бросился в сад, чтобы
вымолить у вас прощение для Люй Бу, и случайно столкнулся с вами.
Поистине, я заслуживаю смерти!
– Он коварный злодей! – воскликнул Дун Чжо. – Он соблазняет мою
любимую наложницу! Клянусь, я убью его!
– Всемилостивейший правитель, – молвил Ли Жу, – вы ошибаетесь.
Вспомните Чуского Сян-вана, приказавшего оборвать кисти на шапках [15]
всех, кто присутствовал у него на пиру, чтобы не гневаться на Цзян Сюна,
обольщавшего его любимую наложницу. В благодарность за такое
великодушие Цзян Сюн пожертвовал собой ради Сян-вана и спас его от
гибели, когда тот был окружен войсками Цинь. Дяо Шань только девчонка,
а Люй Бу ваш близкий друг и храбрейший из военачальников. Если вы
сейчас подарите ему Дяо Шань, он будет тронут вашей добротой и жизни
своей не пожалеет, чтобы отблагодарить вас. Прошу, подумайте об этом.
– Ты прав, – сказал Дун Чжо после длительного раздумья. – Я так и
сделаю.
Ли Жу, почтительно раскланиваясь, удалился, а Дун Чжо прошел во
внутренние покои и позвал Дяо Шань.
– Как ты посмела прелюбодействовать с Люй Бу? – спросил он.
– Я ухаживала за цветами в саду, – со слезами отвечала Дяо Шань, – и
вдруг появился Люй Бу. Я хотела спрятаться, а Люй Бу и говорит мне: «Я
ведь сын тай-ши, зачем тебе прятаться?» Потом он взял алебарду и
погнал меня к беседке Феникса. Я догадалась, что у него нехорошие
намерения, и хотела уже броситься в лотосовый пруд, но он поймал меня.
Как раз в эту минуту явились вы и спасли мне жизнь.
– Я собираюсь подарить тебя Люй Бу. Что ты на это скажешь? – спросил
Дун Чжо.
Дяо Шань залилась слезами.
– Мое тело служило благородному человеку, а теперь меня решили отдать
рабу! – плакалась она. – Лучше мне умереть, чем быть опозоренной!
Она сняла со стены меч и хотела заколоть себя, но Дун Чжо выхватил меч
у нее из рук и, обнимая, сказал:
– Я подшутил над тобой.
Дяо Шань упала ему на грудь и со слезами проговорила:
– Этот совет вам дал Ли Жу. Он близкий друг Люй Бу, вот он и придумал
все это ради него! Ли Жу не заботится ни о вашей славе, ни о моей жизни.
Я съела бы его живьем!
– Я не вынесу разлуки с тобой! – воскликнул Дун Чжо.
– Хоть вы и любите меня, но, пожалуй, мне не следует оставаться здесь –
Люй Бу все равно станет меня преследовать.
– Успокойся. Завтра мы уедем с тобой в Мэйу и будем там наслаждаться
счастьем, – сказал Дун Чжо.
Тогда Дяо Шань вытерла слезы и, поклонившись, удалилась.
На другой день пришел Ли Жу и сказал:
– Сегодня счастливый день – можно подарить Дяо Шань Люй Бу.
– Я связан с Люй Бу, как отец с сыном, – возразил Дун Чжо. – Мне нельзя
подарить ему Дяо Шань. Я ограничусь тем, что не стану наказывать его.
Передай ему это и успокой ласковыми словами. Вот и все.
– Вам не следовало бы поддаваться влиянию женщины, – сказал Ли Жу.
– А ты бы согласился отдать свою жену Люй Бу? – изменившись в лице,
вскричал Дун Чжо. – Я не хочу больше слышать об этом! Скажи еще слово,
и ты поплатишься головой!
Ли Жу вышел и, взглянув на небо, со вздохом молвил:
– Все мы погибнем от руки женщины!
В стихах, которые сложили об этом потомки, говорится:

     Доверившись женщине хитрой, Ван Юнь рассчитал превосходно:
     Оружье и войско отныне Ван Юню совсем не нужны.
     Три раза сражались в Хулао, напрасно растратили силы, –
     Не в башне ли Феникса спета победная песня войны?

На проводы Дун Чжо в Мэйу собрались все сановники. Дяо Шань уже
сидела в своей коляске. Увидев в толпе Люй Бу, она закрыла лицо, делая
вид, что плачет. Отъезжающие были уже довольно далеко, а Люй Бу все
еще стоял на холме, устремив свой взор на столб пыли, клубившейся на
дороге. Невыразимая грусть и досада наполняли его сердце. Вдруг он
услышал, как кто-то спросил позади него:
– Почему вы не поехали с тай-ши, а стоите здесь и вздыхаете?
Люй Бу оглянулся и увидел Ван Юня. Они поклонились друг другу.
– Мне нездоровилось в последние дни, я не выходил из дому и потому
давно не виделся с вами, – продолжал Ван Юнь, обращаясь к Люй Бу. –
Сегодня мне пришлось превозмочь недуг, чтобы проводить тай-ши. Я рад,
что вижу вас. Но о чем вы здесь горюете?
– О вашей дочери, – сказал Люй Бу.
– Прошло уже столько времени, а она все еще не с вами! – воскликнул Ван
Юнь, притворяясь удивленным.
– Старый злодей сам влюбился в нее! – отвечал Люй Бу.
– Я не верю этому! – запротестовал Ван Юнь, выражая еще большее
удивление.
Тогда Люй Бу рассказал ему всю историю. Ван Юнь даже ногой топнул с
досады.
– Не думал я, что он совершит такой скотский поступок! – произнес он
после продолжительного молчания и, взяв Люй Бу за руку, добавил: –
Зайдемте ко мне, потолкуем.
Ван Юнь провел Люй Бу в потайную комнату и угостил вином. Люй Бу
снова подробно рассказал ему о встрече в беседке Феникса.
– Он обольстил мою дочь и отнял у вас жену! – возмущался Ван Юнь. – Он
опозорил нас! Вся Поднебесная будет над этим смеяться! И смеяться не
над тай-ши, а надо мной и над вами! Я уже стар и бессилен, что я могу
поделать? Но я скорблю о том, что вы, величайший герой нашего века,
тоже подверглись позору.
Люй Бу в сильном гневе ударил кулаком по столу. Ван Юнь стал
успокаивать его:
– Простите меня, я не обдумал своих слов.
– Клянусь, я убью этого старого злодея и тем самым смою свой позор! –
воскликнул Люй Бу.
Ван Юнь поспешно прикрыл ему рот рукой.
– Замолчите, – молил он, – я боюсь, что попаду с вами в беду!
– Может ли отважный муж, одухотворенный сознанием собственного
достоинства, долго томиться под властью какого-то негодяя! – все больше
распалялся Люй Бу.
– Талантами, какими обладаете вы, должен распоряжаться не такой
человек, как Дун Чжо, – добавил Ван Юнь.
– Я убил бы этого старого прохвоста, но он мой названый отец, как тут
быть? – спросил Люй Бу. – Не вызовет ли это осуждение потомков?
– Вы происходите из рода Люй, а он из рода Дун, – с улыбкой промолвил
Ван Юнь. – Разве он руководствовался отцовскими чувствами, когда
бросал в вас алебарду?
– О, сы-ту, вы открыли мне глаза! – воодушевился Люй Бу.
Ван Юнь, видя, что почва уже достаточна подготовлена, продолжал:
– Если вы восстановите Ханьский дом, то прославите себя как
верноподданный, и ваше имя останется в истории на многие поколения.
Если же вы станете помогать Дун Чжо, вас будут считать изменником, и вы
на многие века оставите по себе дурную славу.
– Я уже принял решение, – сказал Люй Бу, – и не изменю его.
– Но если дело не завершится успешно, нас ждут большие бедствия, вот
чего я опасаюсь, – сказал Ван Юнь.
Люй Бу обнажил свой меч, уколол себе руку и поклялся на собственной
крови. Ван Юнь, опустившись на колени, поблагодарил его.
– Жертвоприношения в храме предков династии Хань не прекратятся, –
сказал он, – и это будет вашей заслугой! Но вы должны строжайше
хранить нашу тайну. Мы составим план действий, и я сейчас же извещу
вас.
Люй Бу ушел в сильнейшем возбуждении. Ван Юнь позвал к себе на совет
пу-шэ-ши Сунь Жуя и придворного сы-ли Хуан Юаня.
– Вот что я предлагаю, – сказал Сунь Жуй. – Надо послать человека,
обладающего красноречием, в Мэйу, отвезти Дун Чжо секретный
императорский указ и пригласить его во дворец на совет. Тем временем
Люй Бу спрячет латников у ворот дворца, а мы проведем туда Дун Чжо и
убьем его. Это наилучший план.
– Кто же осмелится поехать к нему? – спросил Хуан Юань.
– Это сделает Ли Су, земляк Люй Бу, – сказал Сунь Жуй. – Дун Чжо не
повысил его в чине, и он крайне этим возмущен. Но Дун Чжо не знает об
этом, и если мы пошлем к нему Ли Су, он так ничего и не заподозрит!
– Великолепно! – согласился Ван Юнь и пригласил Люй Бу на совет.
– Ли Су когда-то уговорил меня убить Дин Юаня, – заявил Люй Бу. – Если
он откажется поехать, я убью его.
И когда тайно вызванный на совет Ли Су пришел, Люй Бу сказал ему:
– В свое время вы уговорили меня убить Дин Юаня и перейти к Дун Чжо.
Теперь Дун Чжо оскорбляет Сына неба и жестоко обращается с народом.
Преступлениям его нет конца. Чаша терпения преисполнилась: и люди и
духи возмущены. Не согласились бы вы отвезти в Мэйу императорский
указ и объявить Дун Чжо, что его призывают ко двору? А мы тем временем
устроим засаду и убьем его. Этим вы помогли бы восстановить Ханьский
дом и оказали бы великую услугу династии. Мы ждем вашего ответа.
– Я сам давно мечтал убить этого злодея, – сказал Ли Су, – но что я мог
предпринять без единомышленников? Ваше вмешательство – это дар
небес! Я не способен на измену династии!
И в подтверждение клятвы он сломал стрелу.
– Если вы удачно выполните поручение, вам не придется сокрушаться, что
прежде вы не получили высокого чина, – промолвил Ван Юнь.
На другой день Ли Су с десятью всадниками отправился в Мэйу. Он
сказал, что привез императорский указ, и был проведен к Дун Чжо. Ли Су
приветствовал его поклоном.
– Какой указ прислал Сын неба? – спросил Дун Чжо.
– Сын неба выздоровел и созывает всех сановников, чтобы объявить им о
своем желании отречься от престола в вашу пользу, – произнес Ли Су. – В
этом и состоит указ.
– А что думает об этом Ван Юнь? – поинтересовался Дун Чжо.
– Сы-ту Ван Юнь уже приказал строить алтарь для отречения. Он ждет
только вашего приезда.
Дун Чжо возликовал.
– Сегодня ночью мне приснилось, будто дракон обвился вокруг моего тела,
и вот я получаю такое волнующее известие! – воскликнул он. – Нельзя
терять времени!
Приказав своим приближенным Ли Цзюэ, Го Сы, Чжан Цзи, Фань Чоу и
отряду «Летающий медведь» численностью в три тысячи человек охранять
Мэйу, Дун Чжо в тот же день собрался в столицу.
– Когда я буду императором, – сказал он Ли Су, – назначу тебя своим чжи-
цзинь-у.
Ли Су с благодарностью заверил его в своих верноподданнических
чувствах. Дун Чжо пошел проститься со своей матерью. Ей было уже
более девяноста лет.
– Куда ты едешь, сын мой? – спросила она.
– Еду принимать отречение ханьского императора, – ответил Дун Чжо. –
Скоро вы станете вдовствующей императрицей!
– Меня что-то знобит в последние дни, – сказала мать. – Боюсь, что это
дурной знак.
– В скором времени вам предстоит стать матерью императора, как же тут
не волноваться! – воскликнул Дун Чжо и, попрощавшись, ушел.
Перед отъездом он сказал Дяо Шань:
– Когда я стану императором, ты будешь моей Гуй-фэй.
Дяо Шань, догадываясь, в чем дело, притворилась обрадованной и весело
простилась с ним.
Дун Чжо вышел из дворца, сел в коляску и в сопровождении охраны
отправился в Чанань. Не проехал он и тридцати ли, как у коляски
сломалось колесо. Дун Чжо пересел на коня. Но не успел он проехать еще
десяти ли, как конь под ним захрапел, заржал и перекусил удила.
– Что это за предзнаменования? – обратился Дун Чжо с вопросом к Ли
Су. – У коляски сломалось колесо, конь перегрыз удила?
– Это значит, – ответил Ли Су, – что вам предстоит принять ханьский
престол и все старое сменить на новое – вы будете ездить в яшмовой
коляске и восседать в золотом седле.
Дун Чжо поверил его словам и обрадовался. На второй день пути
неожиданно поднялся сильный ветер и густой туман закрыл солнце.
– А это что за предзнаменование? – спросил Дун Чжо.
– Когда вы вступите на трон дракона, – сказал Ли Су, – непременно
воссияет красный свет и поднимется багровый туман как знак вашего
небесного величия.
Дун Чжо опять ничего не заподозрил. Когда он подъехал к городу,
множество сановников вышло ему навстречу. Один только Ли Жу не мог
встретить его из-за болезни.
Когда Дун Чжо был у себя во дворце, и Люй Бу явился его поздравить.
– Когда я подымусь на пятую ступень из девяти [16], – сказал ему Дун
Чжо, – ты будешь ведать всеми войсками Поднебесной!
В ту ночь Люй Бу спал у шатра Дун Чжо. Ветер доносил в шатер звуки
песни, которую распевали мальчишки из пригородов столицы:
На тысячу ли покрыта долина травой.
Но время пройдет – не сыщешь былинки одной.
Песня звучала грустно, и Дун Чжо спросил Ли Су:
– Почему так зловеще поют мальчишки?
– Они предсказывают гибель роду Лю и возвышение роду Дун – ответил
Ли Су.
На другой день Дун Чжо поднялся с рассветом и, приказав свите
сопровождать его в столицу, отправился в путь в коляске.
Все встречавшие его чиновники были в придворных одеждах. Ли Су с
мечом в руке шагал рядом с коляской. Процессия остановилась у
северных ворот. Из свиты Дун Чжо впустили только двадцать человек,
охранявших коляску, остальных же оставили за воротами. Дун Чжо еще
издали заметил, что Ван Юнь и другие вооружены мечами.
– Почему все с мечами? – спросил он с испугом у Ли Су.
Ли Су ничего не ответил. Люди подвезли коляску прямо к входу во дворец,
и Ван Юнь во весь голос закричал:
– Мятежник здесь! Где воины?
С двух сторон выбежали более ста человек с алебардами и копьями и
набросились на Дун Чжо. Раненный в руку, он упал в коляске, громко
взывая:
– Где ты, сын мой Люй Бу?
– Есть повеление покарать мятежника! – крикнул Люй Бу и своей
алебардой пронзил ему горло.
Ли Су отрубил Дун Чжо голову и высоко поднял ее. Люй Бу вытащил из-за
пазухи указ и объявил:
– Таков был приказ императора!
– Вань суй! [17] – в один голос закричали чиновники и военачальники.
И потомки сложили стихи, в которых говорится о Дун Чжо так:

     Свершись то великое дело – и он императором стал бы,
     А если бы не свершилось – остался б богатым и знатным.
     Мэйу не успели воздвигнуть, как тут же он был уничтожен.
     Воистину, значит, равны все перед небом нелицеприятным.

– Ли Жу был правой рукой Дун Чжо, когда тот творил зло! – крикнул Люй
Бу. – Кто схватит и приведет его сюда?
Вызвался пойти Ли Су. Но тут сообщили, что слуга Ли Жу связал своего
хозяина и приволок его на место расправы. Ван Юнь приказал обезглавить
Ли Жу на базарной площади.
Затем голову Дун Чжо выставили на всеобщее обозрение и всенародно
прочли указ. Прохожие забрасывали голову злодея грязью и топтали его
труп. Ван Юнь приказал Люй Бу вместе с Хуанфу Суном и Ли Су во главе
пятидесятитысячного войска отправиться в Мэйу, захватить имущество и
семью Дун Чжо.
Тем временем Ли Цзюэ, Го Сы, Чжан Цзи и Фань Чоу, узнав о гибели Дун
Чжо и о приближении Люй Бу, бежали ночью с отрядом «Летающий
медведь» в Лянчжоу. Люй Бу, прибыв в Мэйу, прежде всего нашел Дяо
Шань. Хуанфу Сун приказал отпустить домой всех девушек, которых Дун
Чжо поселил в крепости. Родные Дун Чжо без различия возраста были
уничтожены. Мать Дун Чжо тоже была убита. Его брат Дун Минь и
племянник Дун Хуан – обезглавлены. Забрав золото, серебро, шелковые
ткани, жемчуг, драгоценности, домашнюю утварь, провиант, – всего этого
было в Мэйу бесчисленное множество, – посланцы возвратились и обо
всем доложили Ван Юню. Ван Юнь щедро наградил их. В зале для
военачальников был устроен пир, на который пригласили чиновников.
Вино лилось рекой. В разгар пира сообщили, что какой-то человек пал ниц
перед трупом разбойника Дун Чжо и плачет.
– Кто этот человек? Единственный из всех осмеливается оплакивать
казненного преступника! – гневно воскликнул Ван Юнь.
Он приказал страже схватить неизвестного и немедленно доставить во
дворец. Но, увидев этого человека, все изумились, – это был не кто иной
как ши-чжун Цай Юн.
– Дун Чжо мятежник и сегодня казнен, – с раздражением сказал Ван
Юнь. – Весь народ ликует. Ты тоже подданный Хань, почему же ты не
радуешься за государство, а позволяешь себе оплакивать мятежника?
– Хоть я и не обладаю талантами, – покорно отвечал Цай Юн, – но я знаю,
что такое долг! Разве посмел бы я повернуться спиной к государству и
обратиться лицом к Дун Чжо? Но однажды я испытал на себе его доброту
и поэтому не смог удержать слез. Я сам знаю, что вина моя велика. Если
вы оставите мне голову и отрубите только ноги, я смогу дописать историю
Хань и тем искуплю свою вину. Это было бы для меня счастьем!
Все сановники жалели Цай Юна и просили пощадить его. Тай-фу Ма Жи-
ди шепнул Ван Юню:
– Цай Юн – самый талантливый человек нашего времени. Если дать ему
возможность написать историю Хань, он будет нашим верным слугой. К
тому же сыновнее послушание его давно известно. Не торопитесь казнить
его, дабы не вызвать недовольства в народе.
– Когда-то император У-ди пощадил Сыма Цяня и разрешил ему писать
историю. Это привело лишь к тому, что клеветнические россказни перешли
в последующие поколения. Ныне государственное управление в большом
беспорядке, и разрешить талантливому чиновнику, приближенному
государя, держать в руках кисть – значит подвергнуться его злословию.
Ма Жи-ди молча удалился.
– Разве Ван Юнь заботится о нашем будущем? – говорил он чиновникам. –
Способные люди – опора государства; законы – твердая основа нашей
деятельности. Можно ли долго продержаться, если уничтожить опору,
отбросить законы?
Ван Юнь не послушался Ма Жи-ди; он приказал бросить Цай Юна в
тюрьму и задушить его. Узнав об этом, люди горевали. Потомки осуждали
Цай Юна за то, что он оплакивал Дун Чжо, но наказание его считали
чрезмерным и сложили такие стихи:

     За что же в конце концов лишили жизни Цай Юна?
     Ведь, власть захватив, Дун Чжо чинил произвол и насилье.

     Но если бы встал Чжугэ Лян, дремавший в уединенье,
     Он стал бы служить Дун Чжо, чьи козни все молча сносили?

Теперь обратимся к Ли Цзюэ, Го Сы, Чжан Цзи и Фань Чоу, которые
бежали в Шэньси и прислали в Чанань гонца с просьбой о помиловании.
– Эти четверо помогали Дун Чжо захватить власть, – сказал Ван Юнь, – и
хоть ныне мы прощаем всех – этих простить не можем.
Посланный вернулся и доложил об этом Ли Цзюэ.
– Мы не выпросили помилования, – горестно заметил Ли Цзюэ. – Нам надо
бежать, чтобы спасти себе жизнь.
– Если вы покинете войско и уйдете, – сказал советник Цзя Сюй, – то
любой чиновник сможет заточить вас в тюрьму. Лучше соберите свои
войска, призовите на помощь всех жителей Шэньси и нападите на Чанань,
чтобы отомстить за Дун Чжо. В случае удачи вы захватите трон и будете
управлять Поднебесной. А бежать никогда не поздно.
Ли Цзюэ и другие признали его совет разумным. Они распустили слух, что
Ван Юнь собирается разорить округ Силян, и все население сильно
встревожилось.
– Какая вам польза умирать ни за что? – взывали ко всем Ли Цзюэ и его
сообщники. – Не лучше ли восстать и последовать за нами?
Так они собрали более ста тысяч народу и двинулись на Чанань. На пути к
ним присоединился зять Дун Чжо – чжун-лан-цзян Ню Фу, спешивший со
своими пятью тысячами воинов отомстить за своего тестя. Ли Цзюэ
поставил его во главе передового отряда.
Ван Юнь, проведав о походе силянских войск, позвал на совет Люй Бу.
– Вы можете не беспокоиться, – сказал Люй Бу. – Что нам считать этих
крыс!
Ли Су вместе с Люй Бу выступили во главе войск навстречу врагу. Ли Су
встретился с Ню Фу и первым начал бой. Разгорелась великая битва. Ню
Фу не выдержал натиска и бежал. Никто не думал, что этой же ночью в час
второй стражи он вернется и, захватив Ли Су врасплох, отобьет лагерь! Но
так и случилось. В армии Ли Су воцарилось смятение. Проиграв битву,
войско его без оглядки бежало тридцать ли. Более половины воинов было
перебито.
– Как ты смел опозорить меня! – разгневался на него Люй Бу. Он велел
обезглавить Ли Су и выставить его голову у ворот лагеря.
На другой день сам Люй Бу повел войска против Ню Фу. Тот не мог
противостоять Люй Бу и, потерпев поражение, бежал. В ту же ночь Ню Фу
призвал своего близкого друга Ху Чи-эра и сказал ему:
– Люй Бу храбр, и никто не может победить его. Придется нам обмануть Ли
Цзюэ и других, захватить золото и драгоценности и бежать с тремя-пятью
близкими людьми.
Ху Чи-эр согласился. Этой же ночью они тайно покинули лагерь. С ними
было только трое-четверо приближенных. Когда они переправились через
реку, Ху Чи-эр, решивший один завладеть драгоценностями, убил Ню Фу и
с его отрубленной головой явился к Люй Бу. Но тот, дознавшись, из каких
побуждений Ху Чи-эр сделал это, разъярился и приказал казнить его.
Затем Люй Бу двинул свои войска и обрушился на армию Ли Цзюэ. Не
ожидая, пока тот построит войска в боевой порядок, Люй Бу помчался
вперед и подал сигнал к нападению. Войско Ли Цзюэ бежало пятьдесят ли
и остановилось только у подножья горы. Ли Цзюэ позвал на совет Го Сы,
Чжан Цзи и Фань Чоу.
– Хотя Люй Бу храбр, но он глуп, – сказал Ли Цзюэ, – и ему недостает
проницательности. Нам нечего его бояться. Я со своими войсками буду
охранять вход в ущелье и не дам ни минуты покоя Люй Бу, а Го Сы со
своими войсками пусть тревожит его тыл. Мы будем действовать так же,
как Пэн Юэ. Помните, как он когда-то тревожил княжество Чу: удары в гонг
– наступление, барабанный бой – отвод войск. Чжан Цзи и Фань Чоу,
разделив войска, по двум дорогам двинутся на Чанань. Если у врага
голова и хвост не сумеют помочь друг другу, он обязательно потерпит
поражение.
План этот был принят единогласно.
Как только войска Люй Бу подошли к горе, Ли Цзюэ напал на них. Люй Бу с
ожесточением бросился в бой, но Ли Цзюэ отступил на гору, и оттуда
градом посыпались стрелы и камни. Армия Люй Бу не смогла пройти. Тут
неожиданно донесли, что Го Сы ударил с тыла. Люй Бу поспешно
повернул назад, но тут же услышал грохот барабанов: армия Го Сы уже
отходила. Еще не успел Люй Бу построить войска, как зазвучали гонги: это
опять подступала армия Ли Цзюэ. И почти в то же время Го Сы снова
напал с тыла. Как только Люй Бу подошел, вновь загремели барабаны,
отзывая войска Го Сы. Ярость кипела в груди Люй Бу.
Так продолжалось несколько дней подряд. Враг не давал Люй Бу ни
сражаться, ни удерживать свои позиции. Положение было очень
напряженным, когда прискакал гонец с известием, что Чжан Цзи и Фань
Чоу с двух сторон напали на Чанань и столица в опасности. Люй Бу
поспешно повел войска обратно. Но Ли Цзюэ и Го Сы объединенными
силами преследовали его, и Люй Бу потерял много воинов убитыми и
ранеными.
Мятежников в Чанане было видимо-невидимо. Люй Бу вступил с ними в
сражение, но победы не добился. Многие воины, возмущенные его
жестокостью, сдались врагу. Смятение овладело самим Люй Бу.
Через несколько дней остававшиеся в Чанане сообщники Дун Чжо – Ли
Мын и Ван Фан – открыли ворота столицы, и армия мятежников с четырех
сторон вступила в город. Люй Бу бросался то направо, то налево, но не
мог преградить им путь. Во главе нескольких сот всадников он прорвался
через ворота Цинсо и, вызвав Ван Юня, сказал ему:
– Положение отчаянное. Прошу вас, сы-ту, следуйте за мной. Мы скроемся
и через некоторое время придумаем новый план.
– Если я одарен способностями государственного мужа, то наведу
порядок в государстве, – ответил Ван Юнь. – Таково мое искреннее
желание. Если же это мне не удастся, я умру, но бежать от опасности не
стану. Передайте мою благодарность гуаньдунским князьям – пусть они и
впредь не жалеют сил для государства.
Несмотря на троекратные уговоры Люй Бу, Ван Юнь остался
непреклонным в своем решении. Вскоре у всех ворот города вспыхнул
огонь и к небу поднялись языки пламени. Люй Бу ничего не оставалось, как
бросить свою семью на произвол судьбы. С сотней всадников он бежал за
перевал к Юань Шу.
Ли Цзюэ и Го Сы предоставили мятежникам полную свободу грабить
столицу. От их рук погибло много придворных и чиновников. Войска
мятежников окружили дворец. Евнухи уговорили Сына неба подойти к
воротам Провозглашения мира и тем самым прекратить смуту. Ли Цзюэ и
другие, увидев желтый зонт императора, приостановили бесчинства и
закричали: «Вань суй! Вань суй!»
Император Сянь-ди, поднявшись на башню, вскричал:
– Как вы смели без нашего вызова явиться в Чанань?
Ли Цзюэ и Го Сы, глядя наверх, отвечали:
– Тай-ши Дун Чжо был защитником императорского трона! Он без всякого
повода коварно убит Ван Юнем, и мы пришли мстить за него. Выдайте нам
Ван Юня, и мы тотчас же уведем войска!
Ван Юнь в это время находился рядом с императором. Услышав такие
речи, он молвил:
– Я придумал этот план для блага династии, но раз уж дело приняло такой
плохой оборот, Сыну неба не стоит из жалости к одному из подданных
подвергать опасности свое государство. Разрешите мне сойти вниз и
отдаться в руки мятежников.
Император медлил с решением, и Ван Юнь стремительно сбежал с башни
с возгласом:
– Ван Юнь здесь!
– За какое преступление убит тай-ши Дун Чжо? – закричали Ли Цзюэ и Го
Сы и набросились на него с обнаженными мечами.
– Преступления злодея Дун Чжо переполнили небо и землю! – вскричал
Ван Юнь. – В тот день, когда его убили, жители Чананя поздравляли друг
друга, разве вам это не известно?
– Тай-ши был действительно виноват, а в чем наша вина? Почему вы не
согласились простить нас? – бесновались Ли Цзюэ и Го Сы.
– Пусть же я умру! Мне не о чем с вами разговаривать!
Мятежники убили Ван Юня у подножья башни.
Историк написал стихи, восхваляющие его:

     По мудрому плану, который составил Ван Юнь,
     Был вскоре Дун Чжо, тиран вероломный, сражен.
     И думал Ван Юнь, как дать государству мир,
     Тревоги был полон о храмах династии он.
     Геройство его простерлось, как Млечный путь,
     И верность его вечна, как созвездье Ковша.
     Столетья идут, но бродит досель по земле,
     Витает вкруг башни его неземная душа.

Расправившись с Ван Юнем, разбойники перебили всех, принадлежащих к
его роду – старых и малых. В народе стоял плач и стенания. А Ли Цзюэ и
Го Сы думали про себя: «Раз уж мы пришли сюда, так убьем и Сына неба.
Чего еще ждать?» Обнажив мечи, они с громкими криками ворвались во
дворец.
Вот уж поистине:

     Главный разбойник убит, и всюду идет торжество,
     Но горшие беды несут приспешники злые его.

О дальнейшей судьбе императора Сянь-ди вы узнаете в следующей главе.
Глава десятая


повествует о том, как Ма Тэн поднялся на борьбу за
справедливость, и о том, как Цао Цао мстил за смерть отца


Разбойники Ли Цзюэ и Го Сы хотели убить императора, но Чжан Цзи и
Фань Чоу стали их отговаривать:
– Сейчас Сянь-ди убивать нельзя, ибо мы не сумеем удержать народ в
повиновении. Сначала нужно обрезать императору крылья, удалить от
него всех князей. Тогда мы сможем покончить с ним и завладеть всей
Поднебесной.
Ли Цзюэ и Го Сы вняли их доводам и убрали оружие. Император, все еще
стоявший на башне, обратился к ним с вопросом:
– Ван Юнь убит, почему же до сих пор вы не выводите войска?
– У нас есть заслуги перед династией, – ответили Ли Цзюэ и Го Сы, – но
нет титулов и званий, а без этого мы опасаемся отвести войска.
– Какие же чины и звания вы хотите получить? – спросил император.
Ли Цзюэ, Го Сы, Чжан Цзи и Фань Чоу составили список требуемых ими
должностей и вручили его Сянь-ди. Император вынужден был наделить
всех их высокими званиями и правом решать государственные дела.
Только после этого мятежники вывели войска из города. Они еще
пытались разыскать труп и голову Дун Чжо, но нашли только его кости. На
дощечке из благовонного дерева они вырезали его изображение и,
остановившись в дороге, устроили жертвоприношение. Одежду и шапку
Дун Чжо вместе с его костями они уложили в гроб, а затем выбрали
указанный гаданием счастливый день для погребения в Мэйу. Но в тот
самый момент, когда они приступили к церемонии погребения, раздался
страшный удар грома, и хлынул ливень. На ровном месте глубина воды
достигла нескольких чи. От сильного сотрясения гроб раскрылся и
бренные останки выпали из него. При новой попытке похоронить их
повторилось то же самое. На третью ночь гроб был полностью уничтожен
громом и молнией. Так сильно гневалось небо на Дун Чжо!
Ли Цзюэ и Го Сы, захватив в свои руки власть, стали жестоко обращаться с
народом. Путем интриг и коварства они удаляли приближенных
императора и заменяли их своими сторонниками, они же назначали и
смещали придворных чиновников. Император был стеснен во всех своих
действиях. С целью приобрести себе сторонников злодеи специально
пригласили ко двору Чжу Цзуня, пожаловав ему титул тай-пу – смотрителя
императорских колесниц, и наделили его большой властью.
Но вот пришла весть, что правитель округа Силян Ма Тэн и правитель
округа Бинчжоу Хань Суй со стотысячным войском идут на Чанань, чтобы
покарать злодеев. Предварительно эти военачальники вступили в тайные
сношения с тремя важными чиновниками в Чанане – Ма Юем, Чжун Шао и
Лю Фанем, и те добились у императора пожалования Ма Тэну и Хань Сую
высоких чинов.
Ли Цзюэ и его сообщники стали готовиться к дальнейшей борьбе.
– Оба войска идут издалека, – сказал им советник Цзя Сюй. – Если
выкопать глубокий ров, соорудить высокие стены и занять стойкую
оборону, то они и за сто дней не одолеют нас. Когда истощится провиант,
они, поверьте мне, отступят сами, а мы будем преследовать их и захватим
в плен обоих главарей.
– Этот план никуда не годится, – заявили Ли Мын и Ван Фан. – Дайте нам
десять тысяч отборного войска, и мы одолеем Ма Тэна и Хань Суя,
отрубим им головы и принесем их вам.
– Воевать сейчас – значит потерпеть поражение, – настаивал Цзя Сюй.
– Отрубите нам головы, если нас разобьют! – воскликнули в один голос Ли
Мын и Ван Фан. – Если же мы победим, то голова Цзя Сюя будет
принадлежать нам.
– В двухстах ли к западу от Чананя дорога труднопроходимая и опасная, –
сказал Цзя Сюй, обращаясь к Ли Цзюэ и Го Сы. – Можно было бы послать
туда войска Чжан Цзи и Фань Чоу и создать неприступную оборону, и когда
Ли Мын и Ван Фан вступят в бой с врагом, ваш план осуществится.
Так и было решено. Ли Мын и Ван Фан во главе пятнадцати тысяч конных
и пеших воинов выступили в поход и разбили лагерь в двухстах
восьмидесяти ли от Чананя. Подошли силянские войска, и обе армии
построились в боевой порядок. Ма Тэн и Хань Суй плечо к плечу выехали
вперед и, указывая на главарей вражеского войска, закричали:
– Вот они, разбойники, восставшие против государства! Кто сумеет
схватить их?
В ту же минуту из строя вырвался молодой воин на горячем скакуне. Цвет
лица его напоминал яшму, глаза горели, словно звезды. Он был силен и
гибок, как тигр. В руках у него было длинное копье. Это был Ма Чао, сын
Ма Тэна. Ему едва исполнилось семнадцать лет, но в храбрости он не знал
себе равных. С пренебрежением взглянув на юношу, Ван Фан смело
вступил с ним в бой. Но не успели они и дважды схватиться в яростной
битве, как Ван Фан замертво свалился с коня, пронзенный копьем Ма Чао.
Юный герой повернул обратно, а Ли Мын, видя гибель своего сообщника,
бросился за Ма Чао. Ма Тэн, стоя перед строем, громко закричал, желая
предупредить сына об опасности, но Ма Чао и сам заметил погоню и
намеренно придержал коня. Когда противник настиг юношу и занес копье,
Ма Чао откинулся в сторону, и Ли Мын промахнулся. В ту же минуту Ма
Чао, раскинув свои длинные, как у обезьяны, руки, взял врага в плен
живым.
Войско, потеряв предводителей, обратилось в бегство. Ма Тэн и Хань Суй
стали его преследовать и одержали большую победу. Добравшись до
входа в ущелье, они стали лагерем.
Только теперь Ли Цзюэ и Го Сы поняли, что Цзя Сюй обладает даром
предвидения, и оценили его план. Они решили упорно обороняться,
отказавшись от всяких сражений. И действительно, силянские войска за
два месяца не смогли продвинуться ни на шаг. Истощив запасы провианта
и фуража, Ма Тэн и Хань Суй стали подумывать об отходе.
Между тем в Чанане молодой слуга из дома Ма Юя донес о том, что его
хозяин, а заодно с ним Лю Фань и Чжун Шао, сообщники Ма Тэна и Хань
Суя. Ли Цзюэ и Го Сы впали в бешенство, они приказали собрать всех из
этих трех семей – старых и малых, правых и виноватых – и обезглавили их
на площади, а головы заговорщиков выставили у городских ворот.
Весть о потере сообщников окончательно сломила Ма Тэна и Хань Суя, и
они спешно отступили. Их преследовали Чжан Цзи и Фань Чоу. В жестоком
оборонительном бою Ма Чао нанес поражение Чжан Цзи, но Фань Чоу
теснил Хань Суя. Хань Суй придержал коня и крикнул ему:
– Ведь мы с вами земляки, почему вы так безжалостны?
– Повеление Сына неба не нарушают! – отвечал Фань Чоу,
останавливаясь.
– Ведь я тоже пришел сюда ради интересов государства! – продолжал
Хань Суй. – Почему же вы так тесните меня?
В ответ на эти слова Фань Чоу повернул коня и возвратился в лагерь, дав
Хань Сую уйти.
Но случилось так, что племянник Ли Цзюэ, Ли Бе, донес обо всем своему
дяде. В страшном гневе тот хотел напасть на Фань Чоу, но Цзя Сюй
возразил:
– Ныне сердца людей неспокойны – затронь их, и развяжется война.
Замять такое дело тоже нельзя. Устройте лучше пир в честь победы и
пригласите Чжан Цзи и Фань Чоу, а во время пира схватите Фань Чоу и
казните. Зачем напрасно расходовать силы?
Ли Цзюэ принял этот совет.
Ничего не подозревавшие Чжан Цзи и Фань Чоу с радостью явились на
пир. В разгар веселья Ли Цзюэ, вдруг изменившись в лице, сказал:
– Почему Фань Чоу связался с Хань Суем? Может быть, он замышляет
мятеж?
Фань Чоу растерялся и еще не успел ничего ответить, как палач тут же у
стола отрубил ему голову.
Испуганный Чжан Цзи распростерся на полу, но Ли Цзюэ поднял его со
словами:
– Фань Чоу замышлял мятеж, и его казнили. Вам нечего бояться. Вы мой
друг.
Затем Чжан Цзи получил войска казненного Фань Чоу и ушел в Хуннун. С
тех пор никто из князей не смел выступать против Ли Цзюэ и Го Сы.
По совету Цзя Сюя, они приняли меры, чтобы успокоить народ, и завязали
дружбу с выдающимися людьми. Порядок в государстве начал понемногу
восстанавливаться.
Но тут пришла весть, что в Цинчжоу опять поднялись Желтые, они
собираются в стотысячные толпы и, руководимые разными главарями,
грабят народ.
– Если вы хотите разбить шаньдунских разбойников, то вам не обойтись
без Цао Цао, – вмешался тай-пу Чжу Цзунь. – Сейчас он правитель
области Дунцзюнь. У него много войск. Если повелеть ему уничтожить
мятежников, он расправится с ними в самый короткий срок.
Ли Цзюэ обрадовался и в ту же ночь составил приказ и отправил гонца в
Дунцзюнь, повелевая Цао Цао вместе с Бао Синем из Цзибэя разгромить
мятежников.
Получив этот приказ, Цао Цао немедленно ударил на мятежников в
Шоуяне, а Бао Синь, ворвавшись в расположение врага, потерпел
большой урон. Преследуя мятежников, Цао Цао дошел до самого Цзибэя.
Десятки тысяч человек сдавались ему в плен. Цао Цао использовал их как
головные отряды, и куда бы ни пришло его войско, все покорялись ему. Не
прошло и ста дней, как в его распоряжении оказалось около трехсот тысяч
воинов, и более миллиона жителей, мужчин и женщин, принесли клятву
покорности. Цао Цао отобрал наиболее храбрых воинов и назвал их
цинчжоуской армией, остальных он распустил по домам. С этих пор
влияние Цао Цао росло с каждым днем. Он послал в Чанань донесение о
победе, и двор пожаловал ему титул Усмирителя Востока.
Расположившись в Яньчжоу, Цао Цао стал созывать к себе мудрых людей.
Из уезда Пиньинь пришли к нему дядя и племянник. Дядя, Сюнь Юй, сын
Сюнь Куня, перешел к нему от Юань Шао.
– Это мой Цзы-фан! – на радостях воскликнул Цао Цао и назначил его
начальником военного приказа.
Его племянник, Сюнь Ю, слывший в мире большим ученым, прежде
служил при дворе, но потом оставил должность и вернулся на родину, а
вот теперь вместе с дядей пришел к Цао Цао. Цао Цао назначил его
наставником по военным делам.
– Я знавал в Яньчжоу одного человека, – сказал Сюнь Юй, – да
неизвестно, где он теперь.
Цао Цао поинтересовался, кто это такой.
– Это Чэн Юй из Дунцзюня, – пояснил Сюнь Юй.
– Я давно слышал о нем! – воскликнул Цао Цао и тут же послал человека
разыскать его. Узнав, что ученый живет в горах и изучает книги, Цао Цао
пригласил его, и, к великой радости, Чэн Юй пришел к нему.
– Я – невежествен и малоопытен, – сказал он Сюнь Юю, – и вы
незаслуженно хвалили меня. Но вот Го Цзя, который родом из нашей
местности, – самый большой в наше время мудрец. Почему бы не
пригласить его?
– Я совсем забыл! – коротко ответил Сюнь Юй.
Сюнь Юй предложил Цао Цао пригласить Го Цзя в Яньчжоу и вместе с ним
обсудить дела Поднебесной. Го Цзя в свою очередь предложил пригласить
Лю Е, потомка Гуан-у по женской линии, который происходил из Чэндэ.
Как-то к Цао Цао перешел военачальник с отрядом в несколько сот
человек. Звали его Юй Цзинь, и родом он был из Тайшаня. Он прекрасно
владел оружием и в военном деле выделялся среди всех прочих, за что
Цао Цао и назначил его на должность дянь-цзюнь сы-ма.
Вскоре Сяхоу Дунь привел огромного детину. Цао Цао спросил его, кто это
такой.
– Это Дянь Вэй из Чэньлю, – ответил Сяхоу Дунь. – По храбрости не
сыскать ему равного. В прошлое время он служил у Чжан Мо, но
поссорился с его приближенными, перебил несколько десятков человек и
скрылся в горы. Я встретился с Дянь Вэем на охоте, когда он, преследуя
тигра, перескакивал через поток. За силу и ловкость я взял его в свое
войско, а ныне представляю его вам.
– Да я по одной наружности вижу, что это храбрец! – восхищался Цао Цао.
А Сяхоу Дунь продолжал:
– Как-то, мстя за друга, он убил человека и с его отрубленной головой
вышел на базар. Никто из многих сотен людей, бывших там, не решался к
нему приблизиться! Дянь Вэй подобно ветру может мчаться на коне,
вооруженный двумя железными копьями по восемьдесят цзиней весом
каждое.
Цао Цао повелел испытать умение Дянь Вэя. Схватив копье и вскочив на
коня, он поскакал галопом. Вдруг Дянь Вэй увидел, что налетевший ветер
опрокидывает большое знамя у шатра и воины не в силах удержать его.
Дянь Вэй мгновенно соскочил с коня, громким возгласом отогнал людей и,
одной рукой водрузив знамя, встал возле него неподвижный, как гора.
– Это древний У Лай! – воскликнул Цао Цао.
Оставив Дянь Вэя при себе, Цао Цао в награду подарил ему парчовую
одежду и быстрого коня под резным седлом.
Отныне Цао Цао стал известен на весь Шаньдун. Он отправил
тайшаньского правителя Ин Шао за своим отцом Цао Суном, который жил
тогда в Чэньлю. Получив письмо сына, Цао Сун вместе со своим братом
Цао Дэ и с семьей в сорок человек, прихватив с собой еще сотню слуг и
сотню повозок, отправился в Яньчжоу. Путь его лежал через Сюйчжоу,
правитель которого Тао Цянь, человек любезный и прямодушный, давно
хотел установить дружбу с Цао Цао, но не было подходящего случая.
Узнав о том, что через город проезжает отец Цао Цао, он выехал ему
навстречу и устроил в его честь большой пир. Прогостив два дня, Цао Сун
двинулся дальше. Тао Цянь лично сопровождал его до окраины города и
послал ду-вэя Чжан Кая с отрядом в пятьсот человек охранять его в пути.
Время было осеннее, и когда Цао Сун с семьей и домочадцами прибыл в
Хуафэй, пошли сильные дожди. Промокшие путники вынуждены были
остановиться в древней кумирне. Монахи отвели им лучшее помещение, а
Чжан Кая с воинами разместили в двух флигелях. Среди стражи поднялся
ропот. Тогда Чжан Кай собрал своих людей и сказал им так:
– Мы с вами сражались когда-то в рядах Желтых, но нас заставили
покориться Тао Цяню. Жизнь наша теперь несладка. Цао Сун везет с
собой несметное богатство, и завладеть его сокровищами совсем
нетрудно. Вот что я предлагаю: ночью во время третьей стражи мы
ворвемся и перебьем всю семью Цао Суна, затем захватим деньги и вещи,
уйдем в горы и станем разбойниками. Как вам нравится такой план?
Все выразили одобрение. В ту ночь бушевал ветер и непрестанно лил
дождь. Цао Сун спокойно отдыхал, как вдруг услышал за стеной какой-то
шум. Цао Дэ, взяв меч, вышел посмотреть, что случилось, но тут же был
убит. Увлекая за собой одну из своих наложниц, Цао Сун бросился к
выходу в глубине кумирни, надеясь бежать через ограду. Но наложница
его была так толста, что не могла перелезть. Охваченный ужасом, Цао Сун
спрятался с нею в отхожем месте, где и был убит врагами. Ин Шао спасся
от смерти и бежал к Юань Шао. Чжан Кай перебил всю семью Цао Суна,
захватив все его богатства, сжег кумирню и ушел со своим отрядом в
Хуайнань.
Нескольким воинам, бывшим под командой Ин Шао, удалось избежать
гибели. Они-то и рассказали обо всем Цао Цао. При этом известии Цао
Цао с воплями повалился на землю. Люди подняли его.
– Как же мог Тао Цянь допустить, чтобы его воины убили моего отца! –
скрежеща зубами, негодовал Цао Цао. – При такой вражде не жить нам с
Тао Цянем под одним небом! Я сейчас же подниму все войско и сотру
Сюйчжоу с лица земли! Только тогда я буду считать себя отомщенным!
В это время цзюцзянский правитель Бянь Жан, большой друг Тао Цяня,
узнав об опасности, грозящей Сюйчжоу, двинулся с пятитысячным
войском на помощь Тао Цяню. Цао Цао, проведав об этом, пришел в
ярость и послал Сяхоу Дуня поймать и убить Бянь Жана.
Ночью к Цао Цао явился Чэнь Гун – человек, также всей душой преданный
Тао Цяню. Цао Цао знал, что это наперсник Тао Цяня, и сначала решил не
допускать его к себе, но, памятуя о милостях, когда-то полученных им от
Чэнь Гуна, передумал и принял его в своем шатре.
– Мне стало известно, что вы с большим войском направляетесь к
Сюйчжоу, чтобы отомстить за убийство отца, – произнес Чэнь Гун. – Вы
собираетесь перебить там весь народ, и это заставило меня прийти к вам
и заступиться за невинных людей. Должен вам сказать, что Тао Цянь
высокогуманный человек, он не из тех, кто из-за корысти забывает о
справедливости. Ваш отец встретил злую смерть, но это вина Чжан Кая, а
не Тао Цяня. И какую обиду причинило вам население округа? Истребить
его было бы преступлением. Прошу вас хорошенько поразмыслить об
этом.
– В прежние времена вы оставили меня и ушли, – гневно сказал Цао
Цао, – с какими же глазами вы явились ко мне теперь? Тао Цянь погубил
мою семью, и я поклялся, что вырву у него печень и вырежу сердце.
Только так я смогу утолить свою жажду мести. Хоть вы и приехали сюда
специально ради Тао Цяня, я буду поступать так, словно не видел вас и
ничего не слышал.
Чэнь Гун поклонился, вышел и со вздохом сказал:
– Теперь у меня не хватит совести смотреть в глаза Тао Цяню.
И он уехал в Чэньлю к правителю Чжан Мо.
Войска Цао Цао бесчинствовали повсюду: избивали людей, оскверняли
могилы. Когда весть об этом дошла до Тао Цяня, он воскликнул, обратив
лицо к небу и проливая слезы:
– Должно быть, я виноват перед небом, если оно послало такую беду на
народ Сюйчжоу!
И он спешно созвал своих военачальников на совет.
– Войска Цао Цао приближаются, – сказал Цао Бао. – Как можно сидеть
сложа руки в ожидании смерти? Я хочу помочь вам, господин мой, разбить
врага.
Тао Цяню ничего не оставалось, как двинуть свои войска навстречу
противнику. Они издали завидели армию Цао Цао, клокочущую, как
снежный буран. Над головным отрядом развевалось белое знамя, на
обеих сторонах которого крупными иероглифами было написано:
«Мщение!»
Войска выстроились в боевой порядок. Цао Цао, одетый в белый
шелковый халат, выехал из строя, размахивая плетью. Тао Цянь тоже
выехал вперед, должным образом поклонился и молвил:
– Из доброго намерения поручил я Чжан Каю охранять вашего батюшку,
не подозревая, что у него душа разбойника. Надеюсь, вы разберетесь в
этом деле.
– Старый хрыч! – загремел Цао Цао. – Ты убил моего отца, а теперь еще
осмеливаешься обращаться ко мне с такими лживыми речами! Эй,
покончить с этим разбойником!
– Поручите это мне, – отозвался Сяхоу Дунь.
Тао Цянь поспешно вернулся в строй. С копьем наперевес Сяхоу Дунь
помчался вслед за ним, но навстречу ему уже скакал Цао Бао. Но тут
неожиданно поднялся свирепый ветер, взметнулись тучи песку, полетели
камни. Армии противников пришли в замешательство.
Тао Цянь отвел свое войско в город и держал совет с народом:
– Силы врага велики и противостоять им трудно. Свяжите меня и
отправьте в лагерь Цао Цао. Я приму его гнев на себя и тем спасу жизнь
жителям Сюйчжоу.
Вдруг какой-то человек выступил вперед и сказал так:
– Господин мой, вы долгое время были справедливым правителем
Сюйчжоу, люди тронуты вашей милостью. Слов нет, войска Цао Цао
многочисленны, но все же они не смогут разгромить наш город, если вы
вместе с народом будете защищать его. Хоть я и не обладаю талантами,
но придумал небольшой план, при помощи которого можно заставить Цао
Цао умереть в таком месте, где невозможно будет даже похоронить его
тело.
Поистине:

     Дружбы хотел Тао Цянь, но встретил одну вражду.
     Жизнь обрел он там, где думал найти беду.

Кто был этот человек, вы узнаете в следующей главе.


Назад в раздел